Турецкий гамбит - Борис Акунин

«Ревю паризьен» (Париж),

14(2) июля 1877 г.

«Наш корреспондент, вот уже вторую неделю находящийся прирусской Дунайской армии, сообщает, что вчерашним приказом от 1 июля (13 июля поевропейскому стилю) император Александр благодарит свои победоносные войска,успешно форсировавшие Дунай и вторгшиеся в пределы Османского государства. ВВысочайшем приказе сказано, что враг полностью сломлен и не далее как через двенедели над Святой Софией в Константинополе будет установлен православный крест.Наступающая армия почти не встречает сопротивления, если не считать комариныхукусов, которые наносят по русским коммуникациям летучие отряды так называемыхбашибузуков („бешеных голов“) — полуразбойников-полупартизан, известныхсвоим диким нравом и кровожадной свирепостью».

Женщина есть тварь хилая и ненадежная, сказал БлаженныйАвгустин. Прав мракобес и женоненавистник, тысячу раз прав. Во всяком случае, вотношении одной особы по имени Варвара Суворова.

Начиналось, как веселое приключение, а закончилось вон чем.Так дуре и надо. Мама всегда повторяла, что Варя рано или поздно доиграется,вот она и доигралась. А отец, большой мудрости и ангельского терпения человек,во время очередного бурного объяснения поделил жизненный путь дочери на трипериода: чертенок в юбке; Божье наказание; полоумная нигилистка. Досегодняшнего дня Варя такой дефиницией гордилась и говорила, чтоостанавливаться на достигнутом не собирается, но самонадеянность сыграла с нейзлую шутку.

И зачем только она согласилась сделать остановку в корчме,или как у них тут называется этот гнусный притон? Возница, подлый вор Митко,начал ныть: «Да запоим конете, да запоим конете». Вот и напоили коней. Господи,что ж теперь делать-то…

Варя сидела в углу темного, заплеванного сарая, занеструганым дощатым столом и смертельно боялась. Такой тоскливый, безнадежныйужас она испытала только однажды, в шестилетнем возрасте, когда раскололалюбимую бабушкину чашку и спряталась под диван, ожидая неминуемой кары.

Помолиться бы, но передовые женщины не молятся. А ситуациямежду тем выглядела совершенно безвыходной.

Значит, так. Отрезок пути Петербург — Букарешт был преодоленбыстро и даже с комфортом, скорый поезд (два классных вагона и десять платформс орудиями) домчал Варю до столицы румынского княжества в три дня. Из-за карихглаз стриженой барышни, которая курила папиросы и принципиально не позволялацеловать руку, офицеры и военные чиновники, следовавшие к театру боевыхдействий, чуть не переубивали друг друга. На каждой остановке Варе несли букетыи лукошки с клубникой. Букеты она выбрасывала в окно, потому что пошлость, отклубники тоже вскоре пришлось отказаться, потому что пошла красная сыпь.Поездка получилась веселой и приятной, хотя в умственном и идейном отношениивсе кавалеры, разумеется, были совершеннейшими инфузориями. Один корнет,правда, читал Ламартина и даже слышал про Шопенгауэра, он и ухаживал тоньше,чем другие, но Варя по-товарищески объяснила ему, что едет к жениху, и послеэтого корнет вел себя безупречно. А собой был очень даже недурен, на Лермонтовапохож. Да бог с ним, с корнетом.

Второй этап путешествия тоже прошел без сучка без задоринки.От Букарешта до Турну-Мегуреле ходил дилижанс. Пришлось потрястись и поглотатьпыли, но зато теперь до цели было рукой подать — по слухам, главная квартираДунайской армии располагалась на том берегу реки, в Царевицах.

Теперь предстояло осуществить последнюю, самую ответственнуючасть Плана, разработанного еще в Петербурге (Варя так про себя и называла —План, с большой буквы). Вчера вечером, под покровом темноты, она переправиласьна лодке через Дунай чуть повыше Зимницы, где тому две недели героическая 14-ядивизия генерала Драгомирова форсировала непреодолимую водную преграду. Отсюданачиналась турецкая территория, зона боевых действий, и запросто можно былопопасться. По дорогам рыскали казачьи разъезды, чуть зазеваешься — и пишипропало, в два счета отправят обратно в Букарешт. Но Варя, девушка находчивая,это предвидела и приняла меры.

В болгарской деревне, расположенной на южном берегу Дуная,очень кстати обнаружился постоялый двор. Дальше — лучше: хозяин понималпо-русски и обещал всего за пять рублей дать надежного водача, проводника. Варякупила широкие штаны вроде шальвар, рубаху, сапоги, куртку без рукавов идурацкую суконную шапку, переоделась и разом превратилась из европейскойбарышни в худенького болгарского подростка. Такой ни у какого разъездаподозрений не вызовет. Дорогу нарочно заказала кружную, в обход маршевыхколонн, чтобы попасть в Царевицы не с севера, а с юга. Там, в главной армейскойквартире, находился Петя Яблоков, Варин… собственно, не совсем понятно кто.Жених? Товарищ? Муж? Скажем так: бывший муж и будущий жених. Ну и, естественно,товарищ.

Выехали еще затемно на скрипучей, тряской каруце. Водач,сивоусый молчаливый Митко, без конца жевавший табак и сплевывавший на дорогудлинной бурой струей (Варю каждый раз передергивало), поначалу напевал что-тоэкзотически-балканское, потом умолк и крепко задумался — теперь-то понятно очем.

Мог и убить, вздрогнув, подумала Варя. Или что-нибудьпохуже. И очень просто — кто тут разбираться станет. Подумали бы на этих, каких, башибузуков.

Но и без убийства получилось скверно. Предатель Митко завелспутницу в корчму, более всего похожую на разбойничий притон, усадил за стол,велел подать сыру и кувшин вина, а сам повернул к двери, показав, мол, сейчасприду. Варя метнулась за ним, не желая оставаться в этом грязном, темном изловонном вертепе, но Митко сказал, что ему необходимо отлучиться, ну, в общем,по физиологической надобности. Когда Варя не поняла, пояснил жестом, и она,смутившись, вернулась на место.

Физиологическая надобность затянулась дольше всех мыслимых пределов.Варя немного поела соленого невкусного сыра, пригубила кислого вина, а потом,не выдержав внимания, которое начали проявлять к ее персоне жутковатыепосетители питейного заведения, вышла во двор.

Вышла и обмерла.

Каруцы и след простыл. А в ней — чемодан с вещами. Вчемодане дорожная аптечка. В аптечке, между корпией и бинтами, паспорт ивсе-все деньги.

Варя хотела выбежать на дорогу, но тут из корчмы выскочилхозяин, в красной рубахе, с багровым носом, с бородавками на щеке, сердитозакричал, показал: сначала плати, потом уходи. Варя вернулась, потому чтоиспугалась хозяина, а платить было нечем. Тихо села в угол и попыталасьотнестись к случившемуся как к приключению. Не получилось.