Наместница Ра - Филипп Ванденберг

Нехси, черный раб, отталкиваясь шестом, вел папирусную ладью с высоко задранным носом сквозь шелестящий тростник. Его тело, прикрытое лишь узкой полоской ярко-желтого схенти, [1]лоснилось на солнце подобно темным камням на порогах Нила. Он излучал силу. Хатшепсут распростерлась у его ног и, опустив руку в воду, пыталась ухватить цветки лотоса, покачивающиеся на бирюзовой глади. Время от времени она поднимала блестящие соцветия на пару ладоней над водой и снова отпускала, так что они, звучно плюхнувшись, продолжали скользить по гладкой поверхности. Перед принцессой, преклонив колена, стояла служанка — еще ребенок, как и она сама, нагая, с едва развившейся грудью и пышными волосами, перехваченными налобной повязкой, — и старательно обмахивала госпожу опахалом из страусовых перьев, чтобы защитить от палящего солнца.

— Вознесем хвалу Амону-Ра, — промолвила Хатшепсут, закидывая руки за голову. — Восславим этот день, как в священный праздник Опет. Умасти меня благовониями, укрась мою шею венком из лотосов и красных пасленов!

Хрупкая служанка улыбнулась, отложила в сторону опахало и потянулась к ларцу эбенового дерева, обитому золотыми гвоздиками, который принцесса всегда держала при себе. Хатшепсут уделяла много внимания своей внешности, как и все девушки ее возраста, однако было одно отличие: дочь фараона Тутмоса могла дать себе волю в желании нравиться. Ей было дозволено обрамлять глаза душистой пастой из черного сланца, уголки глаз подводить длинными горизонтальными линиями, а лицо выбеливать свинцовым суриком, что для прочих слыло немалой дерзостью, — ведь она подражала лику бога Осириса.

Растревоженная стая диких гусей поднялась из береговых зарослей, взмыла в небо и, выстроившись клином, взяла направление на запад, через Нил, к сверкающим скалам нагорья мертвых. Хатшепсут взглядом проследила за их полетом. От яркого утреннего солнца резало глаза. Принцесса опустила взор и… ею овладел ужас. Испугавшись, она ухватилась за мускулистую ногу Нехси, обвила руками его колено и неотрывно смотрела на маленькую служанку, лежавшую перед ней в лодке с безжизненно остекленевшими глазами. В левой груди девушки застряла стрела, вонзившаяся так глубоко, что наружу торчало только оперение. Алая кровь, сочившаяся из раны, окрашивала в багряный цвет связанные пачки папируса, из которых была сделана лодка.

Даже Нехси, словно пораженный молнией Амона, на мгновение застыл в растерянности. Однако он быстро взял себя в руки и, мощно налегая на шест, погнал ладью через тростниковые заросли к берегу. Высоким носом ладьи он прорезал прибрежный ил, прочно закрепил лодку на суше и, выскочив из нее, огромными прыжками помчался вверх по склону.

Хатшепсут было невыносимо оставаться рядом с мертвым телом, и она бегом припустилась за нубийцем. Только теперь до ее сознания дошло, что смертоносная стрела, скорее всего, предназначалась ей, принцессе, а не бедной служанке. При дворе фараона плелось немало интриг вокруг престолонаследия. У Тутмоса не было наследников мужского пола. Казалось, на роду Яхмоссидов [2]лежало проклятие.

Хатшепсут остановилась, решив, что лучше затаиться в прибрежных зарослях. С бьющимся сердцем она прислушалась к неумолчному шелесту тростника, робко огляделась по сторонам, а потом присела и спрятала лицо в коленях.

Звучный голос Нехси заставил ее насторожиться. Бранясь почем зря, он гнал перед собой юношу, долговязого, жилистого, с осторожной, как у кошки, и грациозной, как у газели, поступью. В руках незнакомца был тяжелый лук, а по его бедрам бил колчан со стрелами. Нубиец пинал его, пока не дотолкал до того места, где причалила ладья принцессы.