Тайский талисман - Лин Гамильтон

Возможно, я повинна в смерти человека. Обнаруженный в реке Чао Прая мертвец погиб не от моей руки. Были и другие, стремившиеся лишить его жизни. Но иногда, в самые темные часы ночи, когда мир до того тих, что успокоить демонов страха и вины невозможно, я задаюсь вопросом, было ли оправдано то, что произошло, хотя доказательства его вины были очевидны всем.

Возвращаясь памятью к тем событиям, я ищу объяснений тому, что делала и говорила, той минуте, когда потеряла всякую объективность, когда инстинкт самосохранения заглушила жажда мести.

«Май пен рай» на тайском языке означает «Это пустяк, это неважно». Представляет собой экзотическую и более циничную версию выражения «Не беспокойся, будь счастлив», своего рода коллективное пожатие плечами в ответ на превратности жизни. Дух его проводит обычного тайца через обычный день крушений, неудач, раздражений, и даже удовольствий. Но когда Уильям Бошамп в последний раз запер дверь своего антикварного магазина на втором этаже здания рядом с бангкокской Силом-роуд и тихо исчез с лица земли, я нашла, что май пен рай может служить тонким, но почти непроницаемым покрытием бурлящей массы продажности, зла, и даже убийства. «Май пен рай» означает «Это неважно». Беда в том, что это было важно для Натали Бошамп и для меня, может быть, очень важно.

* * *

Мое превращение из антиквара в сознательную или нет сообщницу убийцы началось, как, видимо, начинается и многое, среди обыденных, если не совершенно банальных дел самого обычного дня.

— Задумывалась ты когда-нибудь, что происходит с некоторыми людьми, когда они уезжают на восток? — спросил в тот день Клайв Суэйн, отступая назад, чтобы полюбоваться выставкой мебели мексиканского патио, которую только что организовал. — Дело в жаре? Лара, ты бываешь там не реже двух раз в год и возвращаешься той же. Усталой, возможно, слегка раздраженной, но, в сущности, не изменившейся.

— Клайв, это имеет отношение к тому, что мы делаем сейчас? — ответила я, перебирая счета на прилавке. — Да и вообще к чему бы то ни было?

— Ты помнишь Уилла Бошампа, не так ли? — сказал он.

— Помню, конечно.

— Так вот, он исчез!

— Понятно, — сказала я. — Коллега-антиквар едет в Азию за товаром, присылает оттуда факс — факс! — жене и ребенку с сообщением, что никогда не вернется, а мы называем это исчезновением, разве не так?

И закрыла кассовый ящик с несколько большей силой, чем требовалось.

— Это давняя история, — сказал Клайв. — С тех пор прошло не меньше двух лет. А теперь он исчез по-настоящему. Бесследно. За дверью накопилась почта, на холодильнике зеленая слизь. Вот такое исчезновение.

Пока он говорил, я увидела, как ко мне несется оранжевая молния, и ощутила удар знакомой лапы по щиколотке.

— Кстати, об исчезновениях, — сказала я, глядя на стратегически установленное в углу магазина зеркало. — Посмотри-ка, что в задней комнате взволновало Дизеля. Думаю, исчезновение — то, что может случиться с одним из наших маленьких нефритовых Будд в нише. — И добавила: — Молодая женщина в желтой блузке.

— Нет, она не взяла Будду, — заговорил Клайв несколько минут спустя, когда Дизель, сторожевой кот компании «Макклинток и Суэйн», стоя в дверном проеме, рычал вслед потенциальной воровке. — Надеюсь, и ничего другого. Право, Лара, иногда я думаю, что нам следует выставить на улицу стол с табличкой: «Бесплатные вещи. Берите, пожалуйста». Это избавит нас от многих волнений, и мы сможем уйти на покой. Разумеется, нищими. Молодец, Дизель, — сказал он коту, почесывая его под челюстью. — Получишь награду, как только схожу в гастроном. Думаю, креветок. Нет — шварцвальдской ветчины! Что на это скажешь?

Кот мурлыкал.

— Клайв, уверена, что она ему не понравится, — сказала я. Кот и бывший муж воззрились на меня, склонив набок головы. Меня удивило, что, хотя долго знаю обоих, я до этой минуты не замечала, как схожи их манеры и как оба ухитряются не делать того, что я от них хочу.

— Она становится выжившей из ума старухой, правда, Диз? — сказал Клайв, поглаживая кота. — Не будем обращать на нее внимания. Однако возвратимся к Уиллу. От него, кажется, несколько месяцев не было ни слуху ни духу.