Кто-то просит прощения - Вадим Панов

Это моя история.

Иона– только дляменя.

Я бы судовольствием поделился ею– своей историей, сширокой публикой, ведь она вдолжной мере интересна ипоучительна, однако пока получается так, чтоянавсегда останусь единственным читателем иединственным критиком литературного произведения, которое каждый вечер читаю перед сном. Всвоей голове. Читаю понесколько страниц книги, которая никогда небудет написана.

Книги омоей жизни.

Её несуществует, ноядержу её вруках, чувствуя приятную тяжесть «толстого» романа, вдыхаю нисчем несравнимый запах только что пришедшего изтипографии тома иулыбаюсь, проводя пальцами пообложке. Яне могу увидеть её вдеталях, ведь яне художник, знаю только, чтообложка строгая, нопривлекающая внимание. Ядоволен ею илюбуюсь всякий раз, когда книга оказывается вмоих руках, тоесть каждый вечер. Яоткрываю книгу каждый вечер, ноне специально– такполучается само, благодаря давным-давно появившейся привычке. Каждый вечер яоткрываю книгу ичитаю свою жизнь. Неперечитываю подряд, откорки докорки, аперелистываю страницы, выбирая отдельные эпизоды илиглавы, взависимости отнастроения, ипогружаюсь вних. Впрошлое, ставшее буквами настраницах неизданной книги.

Моей книги.

Которая никогда небудет написана.

Я так ине стал поклонником компьютерных игр, хотя когда-то увлекался ими, какмногие мои друзья исверстники. Ясмотрю только нашумевшие фильмы исериалы– исключительно длятого, чтобы поддерживать бессмысленные, нонужные светские беседы. Ялюблю театр, нопридирчив кактёрской игре иоригинальности пьесы, терпеть немогу нелепое «осовременивание», когда классические пьесы бездарными постановками обращают вглупый фарс, ипотому посещаю театры нечасто. Икниги постепенно превратились дляменя вглавное илюбимое времяпрепровождение. Яна них незациклен, ночитаю много, выбирая нето, чтонаслуху, ато, чтоподуше, истарательно избегаю мемуаров, особенно отещё живых авторов– чтобы не«наслаждаться» безудержным самолюбованием, перемешанным спубличным перетряхиванием грязного белья, чтотак нравится широкой публике. Кроме того, вмире неосталось людей, историю жизни которых мне хотелосьбы знать, темболее вих собственном исполнении. Итут возникает забавная коллизия, поскольку мою книгу можно назвать именно мемуарами. Ая читаю её каждый вечер… Безсамолюбования, носбольшим интересом. Вновь ивновь переживая эпизоды, изкоторых сложена моя жизнь. Честно описанные эпизоды: поверьте, этот нюанс необычайно важен. Яне выставляю себя ввыгодном свете, непытаюсь низа что оправдаться ине скрываю того, чего стыжусь– ведь каждому есть чего стыдиться. Ярассказываю какесть, поскольку искренность– основное иединственное достоинство мемуаров. Моякнига искренняя, ипоэтому она никогда небудет напечатана.

Вней слишком много признаний, которые нельзя делать.

Вней слишком много деталей, которые нельзя обнародовать.

Вней слишком много эпизодов, окоторых должны знать только их участники.

Исейчас япишу длясвоей книги ещё один такой эпизод.

Я поворачиваю голову исмотрю намужчину лет сорока илисорока пяти, сидящего слева отменя. Яне знаю, какего зовут, иникогда неузнаю. Явижу его лицо– круглое, мясистое лицо простого человека, вижу привычные ктруду руки ипредполагаю, чтоего зовут Степан. Незнаю зачем предполагаю, возможно, именно потому, чтоэто неимеет никакого значения. Мужчина одет по-походному: синяя непродуваемая куртка сбольшим количеством карманов, тёмно-зелёные рабочие штаны налямках икоричневые непромокаемые ботинки. Одежда неновая, нодобротная. Какирюкзак. Мужчина спиной привалился ккамню, аправым боком– нарюкзак. Ондаже несидит, аполулежит, иеслибы несвесилась нагрудь голова, можно было подумать, чтоон любуется невидимым вночи Байкалом.

Мужчина кажется спящим, присевшим отдохнуть изадремавшим после долгого перехода, ноэто нетак. Мужчина двадцать минут какмёртв.

Это яего убил.