Дарю вечную молодость - Александра Кравченко

Совещание у главврача отменили в последнюю минуту, и Ксения, окончив к этому времени прием больных в поликлинике, тут же заспешила по вызовам, надеясь, что сегодня удастся справиться часов до трех. Был конец сентября, эпидемия гриппа еще не началась, и вызовов оказалось не так уж много.

Выйдя из автобуса, она направилась к первому подъезду длиннющей «китайской стены». Этот дом относился к участку, который Ксения взяла дополнительно на полставки пять месяцев назад, когда старейшина поликлиники Фира Осиповна ушла на пенсию по возрасту и по инвалидности. Ксения еще не знала здесь всех жильцов так же хорошо, как на своем основном участке, а потому на ходу вытащила из сумки и стала просматривать записи вызовов. В этом подъезде, оказывается, надо посетить всего две квартиры — на втором и восьмом этажах. Роясь в бумагах, она почти налетела на выходившего из подъезда мужчину. Подняв голову, на мгновение встретилась с ним глазами, но он тотчас отвел взгляд. Ксения невольно вздохнула и отметила про себя, что раньше мужчины смотрели на нее куда более продолжительно и заинтересованно. Неужели ее сорок три года так уж написаны на лице, что даже мимолетного внимания она не привлекает? Хорошо, что об этом некогда задумываться.

Ксения позвонила в квартиру на втором этаже. Она знала, что вызов был от старушки, для которой общение с участковым врачом давно стало жизненной необходимостью. В этом подъезде таких старушек было не меньше трех. Кроме болезней они страдали от одиночества, бедности и отсутствия всякого внимания со стороны детей или родственников. Самым трудным для Ксении было не поставить им диагноз, не назначить лечение, а прервать тот многословный поток разнообразной информации и жалоб, который они, захлебываясь, спешили на нее излить. Наконец, выскользнув из квартиры на втором этаже и услышав вдогонку «Спасибо, деточка, счастливо, деточка» («Для кого-то я еще деточка, гм, как все относительно»), Ксения, даже не воспользовавшись лифтом, помчалась на восьмой этаж.

Здесь она совсем не знала вызвавшего ее больного. Некий Еськов Николай Гаврилович, из квартиры номер тридцать два, никогда не был у нее на приеме, да и на дом вызывал первый раз. Позвонив, Ксения ждала, что через несколько секунд за дверью послышатся шаркающие шаги и кашель больного. Но прошла минута, а из квартиры никто не откликался. «Заснул он там, что ли?» с досадой подумала Ксения и, нажав на кнопку звонка, долго не отрывала палец. Никакой реакции. Это уже начинало раздражать. Ксения еще раз заглянула в список. Ее насторожило, что в жалобах Еськова кроме повышенной температуры были также отмечены боли в сердце. Однако возраст больного далеко не старческий — тридцать восемь лет. В такие годы от внезапного инфаркта умирают редко, — разве что очень больные люди, а этот Еськов на учете не состоит. Хотя, впрочем, может человеку просто не хватало времени или средств, чтобы лечиться… Ксения, порывшись в сумке, нашла медицинскую карту Еськова, оказавшуюся очень тоненькой. Всего три записи. В декабре прошлого года был на приеме у Фиры Осиповны. ОРВИ — стандартный набор. Но в конце — жалобы на боли в сердце, рекомендована консультация кардиолога. Две записи о посещении кардиолога — в декабре и в марте. Тут же приклеена кардиограмма — кажется, неважная.

Теперь Ксения, уже не на шутку встревожившись, стала звонить во все двери подряд. В двух трехкомнатных никто не отозвался — наверное, эти жильцы сейчас на работе или на занятиях. В однокомнатной жила пожилая женщина — одна из тех, которые особенно любили общение с участковым врачом. Беспокоить ее не хотелось, но пришлось. Старушка подошла к двери после второго же звонка и очень обрадовалась, услышав голос Ксении.

— Ой, Ксения Антоновна, спасибо, что вспомнили, — захлопотала она, открывая засовы и цепочки. — А я-то постеснялась вас беспокоить, хотя спина разламывается и руки-ноги отнимаются, но, думаю, подожду уже до завтра… А вы, как чувствовали, сами ко мне пришли, дай вам Бог здоровья…

Квартира ее находилась как раз напротив квартиры Еськова и, когда старушка распахнула дверь, легкий сквозняк пробежал по коридору, и за спиной Ксения услышала постукивание. Быстро оглянувшись, она увидела, что дверь квартиры Еськова слегка приоткрылась. Недоброе предчувствие появилось у Ксении.

— Скажите, Евдокия Васильевна, — обратилась она к старушке, — что за человек живет в двухкомнатной? Сегодня от него поступил вызов, но на мои звонки он не откликался. А теперь смотрите: у него квартира не заперта. Что бы это значило?

— Не знаю, — развела руками соседка. — Он парень нелюдимый. Живет здесь уже больше года, но почти не общается. Так: здрасьте-досвиданья.

— А он один живет? Семьи нет?

— Вроде нет. Гости к нему иногда приходят, но чтобы постоянно кто жил — не замечала.

— Так, понятно… Что ж делать?

Ксения поежилась. Страшновато входить в эту странную незапертую квартиру, когда рядом с тобой только одна беспомощная старушка. Наверное, следует позвать еще каких-нибудь соседей.

Пока она колебалась, со стороны квартиры Еськова вдруг явственно послышался стон. Ксения устыдилась собственной нерешительности. В конце концов, там больной, он ждет врача. В сопровождении причитающей Евдокии Васильевны она направилась к тридцать второй квартире и широко распахнула дверь. В прихожей, неестественно скорчившись, лежал мужчина. Руки его с судорожно сведенными пальцами были прижаты к груди, серое лицо казалось абсолютно безжизненным.

— Батюшки мои! — вскрикнула Евдокия Васильевна. — Это ж надо? Такой молодой… Неужто сердце? А, может, просто перепил?

Она с надеждой взглянула на «врачиху», но Ксения, с первого взгляда определив тяжесть состояния больного, сразу же бросилась к телефону. Впрочем, если не везет, то не везет до конца: телефон Еськова не работал.

— Евдокия Васильевна, вызывайте скорую, а я пока его послушаю! — распорядилась Ксения, присев возле больного и доставая из сумки стетоскоп.

Старушка кинулась в свою квартиру, а Ксения, посмотрев на мертвенное лицо Еськова и с трудом нащупав его пульс, про себя отметила, что надежды здесь мало. И вдруг, словно в последнем, предсмертном усилии он судорожно схватил ее за руку, широко открыл глаза, и из его посиневших губ вырвалось:

— Циркач это все, Федька Циркач! Это он мне отраву подсыпал!.. Сердце у меня сроду не болело, а тут… в груди словно огонь…

— Что вы, Еськов? — опешила Ксения. — Какая отрава? Вам же с утра было плохо, вы врача вызывали. Я — ваш участковый врач.

— Врач?.. — прохрипел он с усилием. — Не вызывал я никого… Но, если ты врач, то отпусти мне грехи… заместо священника… Христом-Богом прошу…

— Молчите, не теряйте силы, — остановила его Ксения.

— Сама молчи и слушай, — задыхаясь, возразил больной. — У меня грехов хватает. И воровал, и убивать случалось… Если бы только таких, как я сам, это бы куда ни шло… Но одного случая забыть не могу… как мы с Циркачом эту артистку убили… красивую… знаменитая раньше была… ну, эта… которая княжну играла…