Мгновение истины. В августе четырнадцатого - Виктор Носатов Страница 96

Баташов, зная принципы работы Эвиденцбюро – основной спецслужбы Австро-Венгрии, сразу понял, что разоблачение и «самоубийство» Редля были спровоцированы австрийской контрразведкой с тем, чтобы не только скрыть истинное лицо агента в высших военных верхах страны, но и свалить на Редля настоящие и будущие провалы в своей разведывательной деятельности.

– Не хотите ли сигару, ваше превосходительство? – оторвал генерала от воспоминаний Уинстон Джилрой, незаметно вошедший в тамбур. Открыв небольшую металлическую коробочку с сигарами, он протянул ее Баташову.

– Нет, благодарю, – сразу же отказался генерал, – я и сигарету-то редко одну в день выкуриваю. Вы все еще хотите услышать от меня о провале полковника Редля? – предваряя вопрос капитана, уточнил Баташов.

– Да, сэр! – обрадовался британский разведчик и тут же поправился: – Я хотел сказать, ваше превосходительство.

– Вы знаете, господин капитан, в условиях военного времени и особенно в действующей армии, куда мы сейчас направляемся, все придворные звания отменяются. Называйте меня просто господин генерал или по имени-отчеству. Не буду возражать, если вы назовете меня на английский манер сэр, – благожелательно произнес Баташов. – Основная причина провала полковника Редля такова… – Он решил озвучить официальную версию. – Занимая довольно высокий пост руководителя контрразведки австрийского Эвиденцбюро, а перед провалом уже будучи начальником штаба армейского корпуса, полковник Редль зачастую манкировал даже самыми элементарными способами конспирации, мало того, безмерно любил шиковать. Не считая деньги, покупал себе роскошные машины, останавливался в самых фешенебельных гостиницах, обедал в самых дорогих ресторанах Вены и Праги. Вот на этом-то он и погорел…

По кислому лицу капитана было видно, что он не услышал того, что хотел услышать, но переспрашивать вновь не решился.

А Баташов, утолив информационный голод британца и чувствуя себя довольно некомфортно в его присутствии, решил ретироваться в вагон.

– Если у вас больше нет ко мне вопросов, то позвольте оставить вас, – соблюдая все правила этикета, сказал Баташов и, зайдя в шумный и в то же время такой уютный вагон, облегченно вздохнул. Здесь не надо было держать себя в постоянном напряжении, потому что вокруг были свои, русские офицеры, перед которыми не надо было ничего скрывать.

2

– …На третий день боя вдруг выяснилось, что австрийцы сочли себя разбитыми. Их главные силы в большом расстройстве ночью стали отступать. Наши войска, тесня их и быстро наступая, захватили массу орудий, пулеметов, всякого оружия, значительные обозы и много пленных…

На информационной площадке, ограниченной коридором вагона, продолжал безраздельно царствовать полковник из штаба 8-й армии Брусилова. В пылу рассказа он то размахивал руками, то резким движением ладони смахивал падающую на глаза челку.

– Я слышал, что в первый день сражения на Гнилой Липе серьезную поддержку армии оказал генерал Каледин со своей 12-й кавалерийской дивизией, – вступил в разговор выше среднего роста, широкоплечий подполковник-кавалерист Конев, – он по собственной инициативе занял внезапно возникшие в ходе контратаки австрийцев разрывы фронта между 12-м и 7-м корпусами и до подхода бригады 12-й пехотной дивизии стойко отражала атаки превосходящих сил противника.

Баташов хорошо знал подполковника Конева, который в бытность его начальником разведывательного отделения Варшавского военного округа командовал отдельным эскадроном улан и теперь, насколько он знал, направлялся в Ставку за назначением.

– Все это так и было, – подтвердил полковник и, словно никто его только что не прерывал, упоенно продолжал: – Одновременно с выигранным 8-й армией сражением на Гнилой Липе провела успешное наступление и соседняя 3-я армия, отбросив австрийцев к Львову. Согласно директиве главнокомандующего, нашей армии было предписано осаждать Львов с юга, тогда как 3-я армия должна была осаждать Львов с востока и севера. 20 августа воздушная разведка донесла, что видна масса войск, стягивающихся к Львовскому железнодорожному вокзалу и что поезда, нагруженные войсками, уходят на запад. О том же донесли кавалерийские разъезды, сообщившие, что неприятельские колонны быстро отходят, минуя Львов. Вскоре в штаб 8-й армии поступило донесение от начальника 12-й кавалерийской дивизии генерала Каледина, что один из его разъездов вошел во Львов, в котором противника не наблюдает, и что жители встретили офицера с 12 драгунами очень приветливо. Вот так, господа офицеры, благодаря прозорливости и твердости командующего армией генерала от кавалерии Брусилова в довольно короткие сроки и с минимальными потерями была завершена операция по захвату Галиции, – восторженно закончил рассказ полковник.

– Вы забыли сказать о том, что галицийские победы случились благодаря наступательной операции Северо-Западного фронта, – воскликнул Баташов, – армии которого, неся значительные потери, отвлекли на себя 8-ю немецкую армию от нанесения встречного удара по северному фасу Варшавского выступа в момент, когда на южном фасе шла Галицийская битва. Именно это во многом способствовало войскам Юго-Западного фронта нанести существенное поражение австро-венграм. Об огромных потерях в Восточной Пруссии ни в коем случае забывать нельзя!

– Нельзя забывать и то, что в результате первой победы наших войск под Гумбиненом, кровопролитных сражений под Сольдау, Танненбергом и на Мазурских болотах немцам пришлось перебросить свои самые боеспособные корпуса с Западного фронта в Восточную Пруссию, – поддержал Баташова генерал Юдин, – а это значительно ослабило германскую армию перед битвой на Марне.

– Я слышал от достаточно осведомленных офицеров Генерального штаба о том, что основными причинами поражения в Восточной Пруссии является измена в штабах, – неожиданно довольно резко высказался подполковник-артиллерист, – говорят, что будто германцы имеют шпионов среди окружающих Ренненкампфа лиц…

– А я слышал, что у генерала Ренненкампфа была любовница-немка, которую уже арестовали, – поспешил показать свою осведомленность штабс-капитан…

– А вы не всегда верьте всему тому, что вам говорят люди, далекие от фронта, – прервал неожиданно начавшийся шпиономанский психоз Баташов, – и не все, что вы где-то слышали, распространяйте среди своих товарищей.

– Нет, позвольте с вами не согласиться, – глядя вызывающе на Баташова, глухо промолвил артиллерист.

– Успокойтесь, господа офицеры, – попытался утихомирить спорщиков генерал Юдин.

– Господин подполковник, – обратился он к артиллеристу, – у вас есть достоверные сведения о предательстве в штабах?

– Есть, – вызывающе ответил подполковник, – только после этого мной обязательно заинтересуется контрразведка. А впрочем, я этого и добиваюсь, потому что подозрения, высказанные моему старшему начальнику, не возымели никакого действия.

– Сказали «аз», говорите «буки», – сказал, насторожившись, Баташов.

– В вышестоящих штабах окопались предатели! – отчаянным голосом заявил подполковник.