Операция "цитадель" - Богдан Сушинский Страница 91

— Мы поставим их на колени, мой фюрер.

Гитлер расчувствованно взглянул на Скорцени, как на свою последнюю надежду и на свой последний, имперский аргумент, подался к нему через стол и, едва не дотянувшись до кисти обер-диверсанта, похлопал ладонью по дубовой доске:

— Так поставьте же их на колени, штурмбаннфюрер. Сделайте это с таким блеском, чтобы вся Европа содрогнулась. Когда-то, желая устрашить своего подданного, восточные сатрапы посылали им меч как знак скорой и жестокой расправы. Появление в любой столице мира «первого диверсанта рейха» должно означать для всех непокорных то же самое. Во всем мире должны понимать: в ножнах фюрера Германии всегда ждет своего часа карающий меч. Меч империи.

…Теперь, находясь в Будапеште, Скорцени не раз вспоминал об этом напутствии Гитлера. Правда, приказ о подготовке к захвату крепости — еще не приказ о ее штурме и пленении адмирала Хорти. Но в то же время…

Штурмбаннфюрер специально расположил свой диверсионный штаб здесь, на четвертом этаже здания, в котором находились служба гестапо и СД и из окон которого просматривалась часть крепостной стены. Сейчас он напоминал сам себе полководца, который, стоя в шатре на вершине холма, осматривает бастионы вражеской крепости, мрачно возвышающейся по ту сторону широкой реки.

Эту водную преграду не нужно было форсировать под градом стрел, звон мечей и грохот щитов. Однако же и войск у Скорцени тоже, в сущности, не было. Истребительный батальон «Центр», батальон эсэсовцев-парашютистов, танковый батальон… Ну, еще полсотни фридентальских курсантов да тайных агентов гестапо и СД. Вот и все. Вся его «фаланга возмездия». К тому же батальоны эти находились на окраине Будапешта. Их еще нужно было перебросить к крепости, причем сделать это незаметно, без стычек и потерь, не привлекая особого внимания.

Но даже если это удастся… Что такое несколько батальонов в центре столицы, теперь уже полудружественного государства, в которой добрый десяток воинских частей, тысячи полицейских, служба безопасности, гарнизон крепости?.. Тем более что Цитадель охраняется гвардейским батальоном и батальоном дворцовой охраны…

Нет, у Скорцени ни на минуту не появлялось сомнения в том, что крепость нужно штурмовать. Но так, чтобы захватить почти без боя. Впрочем, захват ее сам по себе ничего не стоил, если при этом регент Хорти не будет арестован, а его правительство разогнано. Причем штурмовать следовало таким образом, чтобы падение будапештской крепости стало падением правящего режима, и к власти пришли новые политические силы.

Случалось ли еще какому-либо полководцу, глядя на крепостные стены, решаться на подобный «штурм без штурма»? На сражение без потерь? На захват крепости и всей столицы, единственной целью которого было передать их из рук одного местного правителя в руки другого? Возможно, еще менее надежного в роли союзника, чем его предшественник.

«..К штурму Цитадели мы должны прибегать в том случае, если регент нарушит свои союзнические обязательства перед Германией…» — подстраховывался фюрер, направляя своего первого диверсанта рейха в страну, в которой этот регент правил уже несколько десятилетий.

Но в том-то и сложность, что формально регент еще не нарушал их. Иное дело Румыния. Когда она объявила войну Германии, Скорцени сам обратился к фюреру с просьбой направить его в Бухарест. Коль уж этим «мамалыжникам» вздумалось объявлять войну рейху, пусть познают ее во всех прелестях.

Гитлер допустил ошибку, что не дал тогда своего согласия на операцию «Дакия». Понимает ли он это? Ну а теперь что ж, теперь пошло… В Болгарии коммунисты организовали восстание. Финляндия, как и следовало ожидать, запросила у русских перемирия. Италия… сейчас ему даже не хотелось вспоминать об этой стране… Испанцы — те с самого начала решили демонстративно отсидеться, откупившись, для видимости, одной абсолютно небоеспособной, мародерской «Голубой дивизией».

Так что остатки венгерских войск — то единственное из союзнической окопной массы, что еще создает видимость хоть какого-то сопротивления. Именно видимость, поскольку все наиболее боеспособные части полегли там, где осталась почти вся 1-я венгерская армия, — на берегах казачьего Дона.

Тем не менее Хорти давно предал фюрера. Его тайные послы где напрямую, а где и через посредников ведут переговоры с англичанами, с югославскими и словацкими партизанами, с русскими наконец.

Но дело даже не в этом. В стране готовится восстание. Гестапо, СД, служба безопасности Хорти буквально завалены донесениями об активизации групп и отрядов венгерского Сопротивления. Чем ближе подходят к Будапешту русские, тем все более возрастает опасность коммунистического переворота. Да и правительство Хорти уже давно не пользуется абсолютно никаким авторитетом. Власть, строго говоря, делят прокоммунистически настроенное Сопротивление и нилашисты.

«Вот именно: делят! — возмутился Скорцени, всматриваясь в сгущающуюся над крышей королевского дворца дымку. — Хотя единственная сила, способная по-настоящему удержать сейчас власть в стране, — местные фашисты. Партия „Скрещенные стрелы” (название, правда, идиотское, что есть, то есть) во главе с местным фюрером Ференцем Салаши — вот что должно объединить венгерский народ. И совершенно непонятно, почему, имея своим союзником могучее национал-социалистское движение в Германии, нилашисты все еще не у власти».

— Вы не могли бы объяснить мне, Хёттль, — оглянулся Скорцени на возникшего на пороге начальника службы безопасности района Балкан и Италии, — почему так случилось, что в стране, которая уже несколько лет воюет против русских и граничит с Германией, до сих пор у власти черт знает кто? Во главе с каким-то вшивым регентом, сухопутным адмиралом?

— У меня создается впечатление, что нилашисты Салаши, вместе со своими единомышленниками в военных и деловых кругах, ждут, когда в виде рождественского подарка им преподнесут правительственные кресла, — мрачно резюмировал Вильгельм Хёттль. — Они нагло ждут этого, как будто мы обязаны заниматься их внутренними делами.

— У меня оно еще более мрачное, — признался обер-диверсант рейха.

— Кстати, только что поступило сообщение, что на окраине Пешта [86], в трехстах метрах от казармы батальона войск СС, идет настоящий бой венгерского батальона с группой Сопротивления. Правда, бой этот затяжной, неспешный и при малой крови, тем не менее командир венгерских пехотинцев просит о помощи.

— Венгерский батальон? О помощи? Превосходно! Это может оказаться неплохим поводом. И даже началом.

— Началом чего? — встревожился штурмбаннфюрер. До сих пор он, подобно жандарму, больше заботился о том, чтобы в этой стране «ничего такого» не происходило. Абсолютно ничего, что могло бы подрывать стабильность правительства и уверенность в нем армии.

— Родль! — позвал Скорцени, вернувшись к столу. — Немедленно свяжите меня со штабом батальона «Центр».

— Слушаюсь.