Панкрат - Андрей Воронин Страница 9

Суворин с невесть откуда взявшимся ожесточением вдавил окурок в пепельницу, стоявшую на подоконнике, и вытащил из пачки новую сигарету. Взял со стола рюмку, отпил — густая ароматная жидкость с горьковатым вкусом побежала по венам, наполняя тело ощущением мягкого тепла.

Задребезжал зуммер интеркома. Панкрат усмехнулся, но не двинулся с места. Зуммер продолжал трезвонить.

После двенадцатого звонка он подошел-таки к столу и нажал кнопку. Из динамика тут же вырвался негодующий голос Аскольда Матвеевича:

— Суворин, где тебя черти носят?! Быстро поднимись ко мне!

Панкрат отключил связь, не удостоив шефа своим ответом, с сожалением посмотрел на плоскую темно-коричневую бутылочку, в которой еще оставалось больше половины бальзама, подумал и налил треть стакана.

Выпил залпом. Потом снял “сбрую”, подержал некоторое время в руках и положил в сейф. Вместе с “гюрзой”. Надел пиджак, метнул один за другим три дротика в физиономию “национального героя” Басаева, поразил оба глаза и переносицу и отправился на “ковровые разборки” к шефу.

Полторацкий был разгневан. И тоже успел выпить. Похоже, не один — на столе Панкрат увидел опустошенную бутылку “Шато-Тьери” урожая “…надцатого” века и два пузатых бокала из богемского стекла, по размерам смахивавших скорее на небольшие вазы. Суворин догадывался, кем мог быть собутыльник шефа, и это не сулило ему ничего хорошего.

— Ты знаешь, что ты сделал, Панкратушка? — с перекошенным лицом набросился на него Аскольд Матвеевич, едва начальник охраны переступил порог его кабинета.

— Пытался утихомирить хулигана. Что входит, прошу заметить, в мои служебные обязанности, — совершенно спокойно ответил он, уже подозревая, чем закончится сцена.

— Хулигана! — завопил Полторацкий. — Да ты знаешь, на кого ты сегодня браслеты надел?

Он выбежал из-за стола и, подскочив к Панкрату, схватил его за лацканы пиджака. Брызгая слюной в лицо Суворину, он почти прорычал, что было весьма неожиданно для человека, который ни разу не повышал голос в присутствии своих сотрудников:

— Это — сын самого Бутырского! Нашей “крыши”! Это ты понимаешь?

— Теперь — да, — чувствуя, что терять уже нечего, Панкрат усмехнулся. — Разрешите идти, Аскольд Матвеевич?

Шеф внезапно сник, будто из него выпустили воздух. Повернулся спиной к Суворину и бросил:

— Катись к чертовой матери! Только с приказом об увольнении ознакомься…

Полторацкий указал Панкрату на бумагу рядом с подносом, на котором стояла вазочка с фруктами и еще одна — с остатками черной икры. Там же лежала и ручка — “паркер” с золотым пером.

Подписав приказ о своем увольнении, Суворин машинально оглядел стол, задержал взгляд на списке сотрудников, в котором его фамилия была обведена жирной красной линией, и протянул бумагу шефу.

— Теперь я свободен? — невозмутимо спросил он.

— Абсолютно, — зло ответил директор, выдернув бумагу из его пальцев. — Вали, Суворин, куда подальше…

Панкрат недобро усмехнулся. Накопившееся за день возмущение требовало выхода.

— Одну минутку, шеф, — проговорил он.

— Что еще? — резко обернулся тот.

И получил сокрушительный удар в челюсть, после которого оказался в противоположном углу комнаты в обнимку с невысоким сейфом-тумбой.

— Приятно было поработать под вашим чутким руководством, — бросил Панкрат, выходя в коридор, и аккуратно притворил за собой дверь.

Потом он зашел к себе в кабинет, надел пальто, полюбовался на стрелы, торчащие в мишени, забрал со стола бутылочку с бальзамом и закрыл дверь кабинета на ключ.

Уже на выходе он увидел Машу, сидевшую у барной стойки и потягивавшую коктейль из высокого узкого бокала. Прошел было мимо, но потом остановился, подумал и решительно дал задний ход. Маша, конечно же, продолжала оставаться любовницей Полторацкого; но теперь он больше не был шефом Суворина. Определенно, даже увольнение имеет свои плюсы.

— Привет, Маша, — весело произнес Панкрат, садясь на высокий табурет рядом с официанткой. — А меня уволили.

Оно рассмеялась негромким грудным смехом. Погладила тонкими холеными пальцами изящную ножку бокала.

— А ты шутник, — произнесла, улыбаясь.

— Серьезно. И это событие стоит отметить, — продолжал он, в свою очередь улыбнувшись. — Как насчет романтического ужина при свечах?

— Странно на тебя действует увольнение, — произнесла Маша. — Другой бы на твоем месте…

Она не закончила.

Панкрат форсировал события: накрыл ее ладонь своею, легонько пожал и решительным, не терпящим возражений голосом объявил:

— Я очень рад, что ты согласилась. Жду к семи вечера у себя. Адрес, — он сунул руку во внутренний карман пиджака и вынул свою визитку. — Вот, возьми.

Она притворно возмутилась, нахмурилась.

— За кого ты меня принимаешь? Я тебе не девочка по вызову… Почему это ты ко мне не можешь прийти? Панкрат усмехнулся.

— Меньше всего мне хочется, чтобы какой-нибудь козел вроде нашего шефа, у которого есть ключи от всех двадцати замков в твоей двери, ворвался на рогах в самый неподходящий момент и испортил мне — пардон, нам — приятный вечер.

— У меня всего три замка, — Маша надула губы, словно обиженная девчонка, но в глазах так и мелькали чертики. — И одна цепочка. А почему ты уверен, что вечер будет приятным?

— Шестое чувство, — Суворин поднялся, убрав руку с ее ладони. — Жду с нетерпением. Перед тем как вызвать такси, сделаешь контрольный звонок.

— Это как контрольный выстрел? — прыснула она. Панкрат сдвинул брови, состроил на прощание жуткую рожу и выбрался из-за столика, оставив Машу допивать свой коктейль в одиночестве. Впрочем, едва он отошел от бара достаточно далеко, девушка, скучавшая за стойкой, встрепенулась и в мгновение ока очутилась за одним столиком с официанткой.

— Что это сегодня с Сувориным? — с любопытством спросила она. — Ни разу не видела, чтобы он хоть с кем-нибудь из нашего заведения первым заговорил. Сколько я ему не подмигивала — все впустую, как горох об стену.

— Уволили его, — улыбнулась Маша. — Пригласил к себе, отметить. Я не отказалась.

— Надо же! — изумилась та. — А Полторацкий?

— Полторацкий — козел. Импотент, — Маша допила наконец коктейль и встала. — Богатый, правда. А Панкрат… — она закатила глаза. — Он просто мачо. Ну ладно, пока, я сегодня пораньше уйду. Надо же в товарный вид себя привести — не каждый день такие мужчины, как Суворин, в гости зовут.

* * *

— Пока, Михалыч, — проговорил, остановившись на последней ступени, Панкрат, сощурившийся от бившего в глаза солнца, непривычно яркого для этой поры года. — Прощай, то есть.