Операция "цитадель" - Богдан Сушинский Страница 83

— В отряде оказалось человек двадцать лагерников, для которых главным было — вырваться из бараков и получить оружие. Причем несколько из них оказались из бывших уголовников. Эти — как цыгане: лишь бы конь да чистое поле.

— Согласен, отбор придется ужесточить. И мы ужесточим его, да так, что…

— К тому же нас направляли в карательные экспедиции против партизанских деревень. И в этом ошибка: нельзя бросать людей, которые, ядрена, сами только вчера вырвались из немецкого лагеря, на подобные операции. Да еще так сразу, не давая им опомниться.

— Считаете это главной причиной? — не мог скрыть своего разочарования Власов.

— Даже многие немецкие солдаты относятся к подобным операциям с презрением. Впрочем, к селам, которые они выжигают во время таких операций, они относятся с таким же презрением.

— Ладно-ладно, — вдруг занервничал Власов, как нервничал всегда, когда речь заходила о просчетах немцев и об их отношении к русским. — Не время обсуждать тонкости. Важно знать, что вы — действительно тот человек…

— Какой именно?

— Который способен возглавить десантно-диверсионные части. Без них, как вы понимаете, Русская освободительная, по существу полупартизанская, армия просто немыслима. Нам понадобится немало мобильных отрядов, способных действовать самостоятельно. Состоять они должны из хорошо обученных, решительных людей, готовых к тому, что их будут забрасывать в различные районы России в зависимости от ситуации. Именно эти отряды будут «прореживать» и обескровливать ближайшие тылы большевиков для продвижения основной массы войск.

— Учитывая, что в отдельных случаях диверсионный отряд способен нанести куда больший урон противнику, внести больший хаос в его тылы, взбудоражить население, нежели наступление нескольких обычных окопных дивизий, — охотно поддержал его Меандров, чувствуя, что в лице Власова нашел своего единомышленника. Не в пример многим другим фронтовым офицерам, в том числе и немецким, через головы которых ему пришлось пробивать идею создания воздушно-диверсионных частей.

Власов подошел к столу, налил еще по фужеру «рейнского» вина, и они выпили за сотрудничество, за офицерские кадры и за будущие парашютно-десантные войска Русской освободительной.

Командарм интуитивно почувствовал, что на Меандрова он действительно может рассчитывать, и мысленно поблагодарил Штрик-Штрикфельдта: возглавлять офицерскую школу должен, конечно же, такой офицер.

— О планах работы самой офицерской школы, которая находится сейчас в стадии формирования, мы с вами, полковник, поговорим чуть позже. Но уже сейчас присматривайтесь к будущим курсантам, а главное, к офицерам, способным войти в командный состав наших диверсионных групп. Теперь, под конец всеевропейской бойни, когда становится очевидным, что вскоре нашей армии предстоит превратиться в повстанческо-диверсионную, я все больше начинаю полагаться именно на такой род войск.

— Немцы, судя по тому, как они поклоняются Отто Скорцени, тоже начали понимать их значение.

— Кстати, о Скорцени. Было бы неплохо наладить сотрудничество с его людьми, с курсантами Фридентальских курсов. Вам приходилось слышать о полковнике Курбатове?

— О беляке-семеновце? Да уж, прогулялся этот князюшка по всей Руси, яд-рена. Хар-рактер, скажу я вам. Да и силища. Встречаться не приходилось, но…

— Не зря немцы сразу же ухватились за него. Сразу прибрали к рукам, вместе с его спутником, бароном, как его там…

— Фон Тирбахом [85], — подсказал Меандров. — Знатная белогенеральская фамилия.

— Где они оба сейчас?

— Князь Курбатов, насколько мне известно, вроде бы в Северной Италии, под крылом Муссолини. Обучает итальянских и германских диверсантов.

— Значит, скоро Муссолини в свою очередь окажется под крылом у него.

— Что же касается барона фон Тирбаха, то о нем мне ничего не известно. Он — немец, ему проще. Он вернулся на родину. Говорят, где-то здесь даже обнаружился замок его предков, баронов фон Тирбахов.

— Все верно, этот не наш. А вот Курбатова надо бы придержать при себе.

— Если только захочет иметь дело с «красноперыми», — без всякого энтузиазма поддержал его Меандров. И Власов понял, что тот опасается конкуренции. — Вы же знаете, что беляки не очень охотно идут на сотрудничество с нами. Все время чувствую, что мы оказываемся в военно-политической западне, между белыми, красными и германцами, всеми ими презираемые.

— Отставить, полковник. Вскоре все обернется так, что и германцам, и белякам придется нас возлюбить. Причем крепко возлюбить, в стремени, да на рыс-сях. Если только захотят выжить.

Власов цедил остатки вина и задумчиво смотрел в окно. Ему вдруг, совершенно некстати, вспомнилась оголенная фигурка Хейди при свете луны, в ту, первую, ночь, которую они провели в ее служебной обители. И тропа, по серпантину которой они бродили два дня назад, пробираясь к вершине горы. Он вдруг почувствовал, что та, русская, ностальгия, так рьяно истощавшая его в первые дни пребывания в Германии, давно развеялась. Появилась ностальгия баварская, альпийская. Ему все чаще чудился этот горный край, этот санаторий и женщина, которая словно бы ниспослана ему Богом… Чего еще желать человеку, почти чудом уцелевшему в распроклятой войне, на полях которой уже полегли миллионы?

«Отставить, генерал! Забываешь, что эта женщина уже видит себя правительницей России и смотрит из окон своего санатория так, словно стоит у бойниц Кремля, — с некоторой досадой напомнил себе генерал. — В отличие от тебя, вчерашнего пленника, она решительно настроена говорить с Европой „языком Бонапарта”. Вопрос в том, готов ли точно так же говорить с Европой ты сам. А ведь не готов, черт возьми; признайся себе, что не готов!»

— Презираемые мы пока что с тобой, говоришь, полковник? — с трудом вернулся Власов к разговору с Меандровым, хотя все еще пребывал под ностальгическим впечатлением от пейзажей Горной Франконии. — Ничего, очень скоро мы точно так же позволим себе презирать тех и тех.

— Думаете, успеем, господин генерал?

— Уверен.

Это было неправдой, уверенности не только в успехе действий Русской освободительной армии, но и в самой целесообразности ее создания у него становилось все меньше. Но маховик сотворения войска уже был запущен, а события давно развивались по сценарию, в тайны сотворения которого его попросту забыли посвятить.

— То есть я так понимаю, что принято решение делать ставку на американцев?

— На кого же еще?! Уж не на французов ли? Ну, можно еще на англичан. Однако англичане всегда появляются там, куда уже ступили американцы. Скандинавы тоже могут окрыситься, требуя вернуть Финляндии все то, что захвачено советами в финскую войну, на Карельском перешейке. Конечно, это не те союзники, которые способны поддержать настолько, насколько этого потребуется, тем не менее… Правда, нам не выгодно отдавать то, что издревле находилось под российским державным гербом, однако в деталях и тонкостях будем разбираться потом.