Мы не мафия, мы хуже - Борис Бабкин Страница 83

— Атаман. — Открыв холодильник, внук достал колбасу.

Отрезал кусок, намазал горчицей и стал торопливо есть.

— Степка Разин? — удивился дед. — Но ведь он мужик как мужик, в зоне в козырях хаживал. Да и по воле я о нем плохого не слышал. Чего же он вдруг в отморозки попал?

— Сгрубил крепко, — не стал вдаваться в подробности Бугор. — Посчитал, что круче его нет.

— Не похоже на Атамана, — проворчал дед. Длинно прозвучал дверной звонок.

— Да иду! — решив, что за ним, заорал Бугор. Звонок снова зазвонил.

Выматерившись, он, схватив полбатона колбасы, шагнул к двери. Открыл.

— Какого хрена надо? — недружелюбно спросил он невысокого, но еще крепкого пожилого мужчину с жиденькой бородкой.

— Мне, сынок, Михаил надобен, — сказал тот.

— Дед! К тебе какой-то старикашка приперся!

— Давай его сюда! — крикнул дед. — Поглядим, кто там.

— Иди, — кивнул на дверь комнаты Бугор и ушел на кухню. Старик аккуратно прикрыл дверь и неторопливо пошел в комнату.

— Мать честная, — ахнул приподнявшийся дед Бугра. — Никак сам Робинзон.

— Признал, — довольно улыбнулся тот. Подойдя, протянул руку. — Здорово, Топорик.

— Гляди, вспомнил, — густым басом захохотал дед Бугра. — Может, и имя помнишь? — прищурил он повеселевшие глаза.

— Чего ж не припомнить? — Робинзон потеребил бороденку. — Мишка Рохулин. Ведь в единой камере сколько бычков вместе скурили. Ну ты хотя бы встал да попотчевал чем. А то сколько годков не видались, а встречаемся насухую. Негоже так.

— Так все будет. — Топорик легко поднялся. — У меня в заначке ништяковое пойло имеется. Счас, — кивнул он.

— Ты и впрямь Топорик, сигаешь, як молодой.

— А то мы старые! — Топорик выпятил грудь и закашлялся.

— Года, они все едино свое берут, — кивнул Робинзон.

— Плевать на года, — отмахнулся Рохулин. — Мы свое всласть прожили. На коленях не стояли и милостыню не просили. Тут совсем недавно одного знакомого по тем местам встретил. Здоров бычара. Морда — во. — Он поднял руки на ширину плеч. — Шире задницы. На велосипеде за час хрен объедешь, а стоит клянчит. — Он выматерился.

Робинзон, посмеиваясь, достал коробку И, раскрыв, вытащил несколько сигарет.

— Ты дымишь али бросил? — посмотрел он на старого товарища, — Какой хрен бросил. — Топорик отмахнулся рукой, в которой была бутылка. — Не куришь и не пьешь, здоровеньким помрешь. У меня иномарка имеется, — поставив бутылку на стол, сказал он. — Внук у меня из этих, новых русских, вот и снабжает потихоньку. Миха, в честь меня назвали внука, — гордо добавил он, — не только по моему имени зовется, но и по пути такому же покатил. По нем тюрьма который уж год горькими слезами плачет. Вот я и молюсь Богу, хотя и не веровал никогда, чтоб, значит, Миху не взяли до тех пор, пока не сдохну. А то ведь… — Не договорив, махнул рукой. — Ну, давай, что ли, — открыв бутылку, взглянул он на Робинзона. — Ты молодец, что зашел. Сейчас все блатные, а сами тюрьмы не видали. Ну, или побывали там пару дней, и все — кто мы, пальцы веером.

— Ты погоди-ка, — остановил его Робинзон. — Я не за просто так заявился. У меня разговор серьезный имеется.

— Счас примем на душу по сто пятьдесят, — наливая темно-красное вино в стаканы, кивнул Топорик, — и перетрем твою серьезность.

— Погодь, — снова остановил его Робинзон. — Так это твой внук? — махнул он рукой на дверь.

— Он и есть, — со сдержанной гордостью кивнул Топорик. — Сын мой.

Славка, вместе с женой шесть лет назад погибли в перестрелке с ментами. Они инкассаторов в Коврове взяли. Обоих положили. Ну, их и брать решили. Сдал кто-то. Так Славка и Тамарка им целый бой дали. Ну, их того… — Он вздохнул. — Положили. Вот с тех пор Миха со мной. Но он тоже вот-вот…

— Значит, не ошибся я, — кивнул Робинзон.

— Чего это ты там шепчешь? — улыбнулся Топорик. — Как в те годы, что в камере вместе были. Устроишься в углу — и давай с собой базарить. Я поначалу думал — молишься, а потом понял, что это от привычки. Ведь надо — на островках три года одному прожить… Я бы ни в жизнь не смог.

— Значит, мы с тобой зараз по разные стороны, — пробормотал Робинзон. — Ты в одной толпе, я в другой. Негоже вышло.

— Ты про что это? — нахмурился Топорик.

— Придется, один хрен, тебя в известность поставить, — усмехнулся Робинзон. Потеребив бороденку, кивнул:

— Наливай своей бодяги. Наверное, и взаправду выпивши говорить легше.

— И я про то же, — усмехнулся Топорик.

— Необходимо заставить ее! — зло проговорил Пряхин. — Если не понимает своей выгоды, пусть под страхом работает. Мы с ее отцом повозились! Но конечно, сразу не нужно, — передумал он. — Узнайте, на кого она сейчас работает. Кто-то ведь продает вещи с ее огранкой. Значит, на кого-то она работает. К тому же еще точек пять по крайней мере не наши. А Семенов, по-моему, сказал ясно. Весь хрусталь должен продаваться под нашим контролем. В чем дело? — Он взглянул на Лобова. — Ты что-то в последнее время захандрил. Хрусталь под твоей ответственностью. Ты должен контролировать продажу и, если появляется какой-то самостоятельный продавец, немедленно выяснить о нем все и доложить. Или принять меры. Ведь парни Ниндзи в твоем распоряжении.

— Сейчас все заняты поиском уголовника и Орехова, — возразил Лобов. — У нас почти не осталось охраны. Они все…

— У нас есть люди Статиста, — напомнил Пряхин. — Ты, похоже, боишься чего-то? — Лобов вздохнул. На загорелой лысине выступил пот.

— Так слышал, как говорят? — сказал он. — Что, если этого уголовника, брата Орехова, арестует милиция, нас всех… — Сложив пальцы решеткой, поднес к глазам. — А я не хочу. И вообще… — Вскинув голову, не мигая, уставился в глаза Пряхину. — Тебе, Гриша, говорить легко. Ты только и знаешь, что заключать договора то с одними, то с…

— Каждый делает свою работу, — жестко сказал вошедший в кабинет Семенов.

— И я не понимаю упреков в сторону других, если сам не справляешься с делом.

— По какому поводу собрались?

— По поводу Яковлевой, — вздохнул Пряхин. — Сегодня был человек из Гусь-Хрустального и сообщил, что на продажу были выставлены изделия с огранкой Яковлевой. Значит, она на кого-то работает. А он, — Григорий кивнул на понурившегося Лобова, ничего не предпринимает. Он, видите ли, боится и даже выразил желание уйти.

— Вот как, — медленно проговорил Семенов.

Лобов вскинул голову.

— Я боюсь, — пролепетал он. — Этот уголовник, которого ищут, ведь он был у нас на фабрике, в подземном цеху. И если Попадется милиции, то наверняка…

— Забудь про это, — бросил Семенов. — Мы этот вопрос обсуждали не раз.