Святое дело - Михаил Серегин Страница 8

Бугай встряхнул руками, тоже крутнул шеей, отчего над поляной пронесся такой грозный треск, словно кабан со всего маху влетел в камыши. Священник поежился.

Толпа вокруг них мигом трансформировалась и образовала почти идеально правильный круг. Похоже, здесь к периодическим схваткам самых невероятных пар не просто привыкли – их ждали. С нетерпением.

– Врежь ему по мозгам, Шайба! – тоненьким голосом крикнули из толпы, но никто более понукать этого гиганта не рисковал.

Шайба разработал кисти, немного присел, затем привстал, и священник остро осознал, что этот малый психологически нисколько не подавлен; уж скорее его, отца Василия, надо морально поддержать.

– Мишаня! – позвал его из толпы врач. – Завязывай это пацанячество, Мишаня! Давай лучше свалим, пока не поздно!

– Поздно, Костя, поздно, – сглотнул отец Василий и принял боевую стойку.

И в этот миг великан ударил. Священник пригнулся и почувствовал, как над самой головой, прямо над темечком словно пронесся маленький, но самый настоящий тайфун. Внутри екнуло. Теперь стало абсолютно очевидно, что его противник не просто выше ростом и тяжелее, за счет длины рук он запросто доставал до головы священника, сам оставаясь вне пределов досягаемости.

Отец Василий несколько раз переступил с ноги на ногу, примеряясь к ритму движений Шайбы и пытаясь оценить, каким образом он сможет достать эту гору мускулатуры и широких, крепких, тяжелых костей. Шайба снова ударил, и священник мягко поднырнул под просвистевшую над головой руку и провел грамотный удар в печень. И тут же ощутил, как его ноги лишились опоры, а в следующий миг воздуха стало не хватать. Великан поймал его, зажал в своих объятиях, как удав кролика, и теперь, похоже, пытался просто раздавить.

– Й-о! – выдохнул отец Василий и саданул кулаком в потный, широкий бок.

Безрезультатно.

Он провел целую серию убийственных в любой другой ситуации и с любым другим противником ударов.

Ноль эмоций.

У отца Василия не было опоры, и поэтому он был лишен возможности вложить в удар массу своего тела. А этот бугай, видно, был начисто лишен способности чувствовать боль. А кислорода становилось все меньше. Священник попытался вдохнуть, но грудную клетку словно стянули металлическими обручами – как бочку. Сознание мутилось.

– Мишаня! Не сдавайся! – как сквозь вату услышал он и, совершенно ошалевший от невыносимого удушья, желая только одного: глотнуть еще хоть немного воздуха, впился зубами в скользкую, потную плоть.

Гигант взревел и ослабил хватку. Отец Василий скользнул вниз, на песок, кашляя и хрипло дыша, и стремительно отполз в сторону. То, что он использовал зубы, наверное, было неэтично, но здесь, похоже, никто в дебри этики и не совался. Потому что всем хотелось лишь одного: жестокого и, желательно, кровавого зрелища насилия человека над человеком. «Ладно! – решил поп. – Хотите? Получайте!»

Он стремительно сократил дистанцию, резко присел и провел подсечку. Титан рыкнул и, подняв целую тучу песка, рухнул оземь. И тогда священник прыгнул на него сверху и, вывернув противнику руку, завел ее за спину.

Это, наверное, было очень больно. Но только огромный, тяжелый Шайба и не думал сдаваться. Он привстал на четвереньки и, рыча и рыдая от боли, помчался по пляжу на трех точках – коленях и оставшейся у него в пользовании не захваченной руке.

Отец Василий вывернул руку сильнее, но и это ни к чему не привело, те единственные извилины, что еще работали у этого громилы, кажется, были слишком прямы. Он то ли действительно не понимал, что делает, то ли просто ошалел от боли и мчался по песку на трех своих конечностях, как здоровенный дикий кабан с перебитой выстрелом передней ногой.

Промчавшись верхом на сопернике два или три круга, священник совсем упал духом. Нет, поначалу он крутил ему пальцы и бил по почкам, хватал за коротко остриженный чубчик и изо всех сил заворачивал вражескую голову назад. Но этот бугай никак не реагировал на его потуги и вообще оставлял впечатление слабоумного.

Впрочем, поначалу Шайба переворачивался, сбрасывал нежеланного «наездника» с себя и несколько раз подымался на ноги, но, сбитый умелыми поповскими подсечками, снова падал в песок, и настал миг, когда он даже не пытался изменить ставшее привычным положение «партер».

– Шайба! – разочарованно ревели со своих мест зрители. – Ну, Шайбочка! Давай! Давай! Так его! Так!

Факелы метались по всей площадке, освещая очередное перемещение поставленного на четвереньки героя здешней молодежи. Женщины визжали. Кто-то нет-нет да и швырял в противников пустыми пивными банками и пластиковыми бутылями, отчего оба бойца вскоре покрылись песком, плотно прилипшим к смоченной пивом коже. Но все было без толку. Поп не мог Шайбу победить, а Шайба никак не мог сбросить с себя этого довольно подвижного, несмотря на изрядную комплекцию, бородатого мужика.

Спустя невероятно долгие двадцать или даже тридцать минут оба выдохлись и передвигались по полянке еле-еле. И зрители поскучнели. Они не получили ни крови, ни воплей ярости, ни выражения страдания на перекошенном от чудовищной боли человеческом лице – ничего из того, чего так желалось. Бабский бой, конечно, выглядел куда как забавнее.

– Ну чего вы, как неживые?! – возмущенно орали из толпы. – Давай, поп, врежь этому вахлаку! Чего ты его мацаешь?! Бабу мацать будешь! А этого бить надо!

Им уже было все равно, кто победит. Лишь бы все это поскорее закончилось и стало ясно, надо ли Верке «отрабатывать».

– Сдавайся, Шайба, – прохрипел в ухо противнику отец Василий. – Сопротивление бесполезно. Мне сам Иисус помогает.

Он ждал чего угодно: категорического несогласия, язвительной ухмылки или гневного бурчания в ответ, но не этого. Потому что Шайба буквально взорвался от ярости. Черт знает, откуда у него появились новые силы, но он взревел, сбросил попа с себя и вскочил на ноги – сильный, мощный и даже как будто отдохнувший. Отец Василий на секунду оторопел, но когда эта махина, алчущая крови, помчалась на него, взял себя в руки, отступил в сторону и провел точный и резкий удар под ребра.

* * *

То, что поп одержал верх, стало ясно не сразу. Шайба пролетел по инерции около пяти метров, запнулся и покатился по песку. И больше не поднялся. Это казалось зрителям столь противоестественным, что никто даже не кинулся его поднимать, – думали, гигант встанет сам. Но он не встал. И тогда отец Василий подошел к поверженному противнику, решительно перевернул его на спину, пощупал пульс и, убедившись, что тот жив, подошел к Верке и взял ее за руку.

– Все кончилось, – тихо произнес он. – Пошли.

Они прошли сквозь мигом стихших наблюдателей, но отец Василий вдруг остановился и повернулся к предводителю.

– Нам лодку дадут?

– Дадут, – беспечно, так, словно это поражение никак его не касалось, кивнул тот и повернулся к одному из своих. – Чичер, дай им лодку. И объясни, где оставить...