Золото дикой станицы - Фридрих Незнанский Страница 8

Когда-то сарайчик задумывался для хранения всякого хлама, поэтому отец особо не усердствовал — между неструганных досок зияли щели. Только крышу накрыл добротную, чтобы во время дождей не заливало отложенное впрок добро. Мало ли что понадобится в хозяйстве. Нехай будет посохраннее. Когда Димон подрос и во время летних отпусков в родительский дом съезжались оба его старших брата с семьями, в доме становилось тесно, и младшего брата стали отправлять в сараюшку, которую он сам же привел в порядок и назвал свою новую обитель очень романтично — «Мечта». И хотя внешне вид у его «мечты» был страшноватый — доски от времени потемнели, к тому же изначально она получилась кривоватая, какая-то разухабистая, как избушка Бабы Яги из мультфильма, внутри Димон устроил себе вполне приличное жилище. На стены наклеил афиши, которыми его снабжал приятель киномеханик Аркашка, стол сколотил из досок, сворованных ночью со школьного двора, когда директор школы затеял ремонт подгнивших полов. Спертый из клуба стул ему притащил Аркашка. Главным же украшением временного жилья Димона был вполне добротный диван, обтянутый дерматином черного цвета. Дерматин хоть и покрылся сетью мелких трещин, сохранил свой первоначальный глянец. Высокая спинка придавала ему очень солидный вид. Когда Аркашка впервые увидел его, даже восхитился.

— Ух ты, у тебя здесь як в офисе. А спинка-то деревом отделана, дуб, наверное. Ты смотри, как играет! — он любовно погладил полированное дерево, отражающее солнечные блики, которые веселым снопом проникали через небольшое чистое окошко. — Вчера привез новый фильм из города, ночью смотрел. Так там почти такой же показывали, в одной фирме у мужика стоял. Он на нем девок трахал… — заржал Аркашка.

— Шо — показывали как трахал? — оживился тогда четырнадцатилетний Димон, который не раз за тонкой стенкой слышал пыхтение братьев и сдавленные стоны их жен, когда еще никому в голову не приходило отселить его в сарай.

— Не показывали… — огорченно ответил Аркаша. — Но и так понятно. Там у него на столике шампанское, фрукты, посуда красивая, хрусталь. Девки приходят, якобы он их на работу принимает, вопросы всякие задает, как в отделе кадров. И тут же следующий кадр. Она уходит, застегивая блузку. А он сидит, развалился боров такой на этом диване, галстук на фиг сдвинут, волосы приглаживает рукой. С чего бы это?

— Да… — мечтательно произнес Димон. — Я бы хотел посмотреть, как трахаются. Привези как-нибудь порнуху, так поглядеть охота.

— Шо дают, то и везу, — неохотно буркнул Аркаша. — Да, а где же ты этот диван отхватил?

— Вчера отец вернулся с Украины. Ездил по делу. Заехал к родственникам, они в Луганске живут. Дядя Петя преподавателем работает. Богатые… — с завистью протянул Димон. — Как раз новый диван купили, а этот жалко выбрасывать, отцу предложили. Вот сообща и погрузили его на батин грузовик. Еще холодильник отдали, работающий! — прихвастнул Димон.

— Везуха тебе! — Аркаша погладил шероховатую от множества мельчайших трещинок поверхность дивана. — Крепкий совсем, еще долго послужит. Вот людям не хрена делать в городе! Диваны меняют…На нем еще лет двадцать спать можно.

И как в воду глядел. Димон уже десятый год пролеживает бока на этом диване. Местами, правда, пружины стали выпирать, но он умудряется сворачивать свое длинное тело так, что оно умещается между неудобными горбами. С годами Димон обшил сараюшку вагонкой, купил как-то по случаю по дешевке у сторожа местной птицефабрики. Утеплил полы. Внутри обстановка осталась та же, только прибавилась магнитола, но теперь собственное жилье у него было до глубокой осени. И уже в апреле он опять поселялся в свою «Мечту», перетаскивая свое нехитрое имущество и пытаясь придать хоть какой-то уют сараюшке. Сюда же года два он по ночам водил Аленку, когда в станице гасли огни, все вокруг затихало и только иногда тишину нарушал одинокий лай особо рьяной собаки старика Деревянко. Казалось, ей одной есть дело до ночной жизни станицы. Остальные собаки редко отгавкивались, лениво исполняя свои собачьи обязанности.

Аленка работала обходчицей на железнодорожном полустанке. Ей было уже двадцать шесть, за ней тянулся длинный шлейф нехороших слухов. Говорили, что она с молодости себя не блюла и поэтому мужики с ней не стеснялись. Не каждому обламывалось, но и особо переборчивой она не была. Особенно ее не любили замужние бабы. Как-то одна из них своего загулявшего мужика нашла в объятиях Аленки и едва не выдрала ей все волосы. Скандал был такой, что надолго отбил у семейных мужиков охоту провести полчасика в горячих объятиях немногословной Аленки.

А началось все с благих намерений родного отца. Он всю жизнь копил деньги, лелея мечту построить единственной дочери дом в своем же дворе, готовил приданное не абы какое — а самое богатое. В двадцать два года мало какая девушка могла похвастаться собственным домом. Аленка эту заботу отца поняла по своему. И когда родители отправлялись почивать после тяжелого трудового дня, к ней огородами прокрадывался соседский хлопец Иван Курбатов. Гулять то он с ней гулял, да еще с большим удовольствием — Аленка собой была хороша — но жениться не спешил. Аленке Иван нравился давно, поэтому она и поторопила события — вопреки строгому родительскому воспитанию решила свою девичью честь не хранить, неизвестно сколько придется ждать предложения. А так уступит ему, докажет свою любовь — Иван оценит, чем пришлось ей поступиться ради большой любви, и женится на ней. Все знали, что она воспитывалась в строгой семье и никто даже не представлял, какая у нее насыщенная тайная жизнь.

О себе Аленка была высокого мнения, считала, что все в ней хорошо. И сама привлекательная, многие считали ее красивой, и приданное приличное. Один в ней был недостаток, она это понимала и сама и это немного ее напрягало — недостаток образования. В свое время училась в школе кое-как и после восьмого класса пришлось из школы уйти, даже в девятый не пошла. Все равно экзамены не сдала бы. Так что у нее на руках осталась только справка о незаконченном среднем образовании. Поэтому и работу себе не могла найти чистую, а о секретарской работе в городе и мечтать не приходилось. Даже работа продавца была ей не по плечу — считала плохо. В уборщицы самолюбие не позволяло, да и за копейки не хотелось мараться. А путевая обходчица — это еще не худший вариант. Работа нелегкая, зато загар бесплатный. Люди в городе за солярий деньги какие платят, а она круглый год загорелая. Это уже в двадцать пять она поняла, что не тот у нее загар, какой мужчинам нравится. Когда новый ее кавалер Димон в минуту откровенности заявил, что выглядит она на все тридцать. Даже пожалел ее. Потому как в любую погоду приходится вдоль путей шагать, под ветром и в солнцепек, под дождем и во время вьюги. Кожа у нее состарилась преждевременно, поскольку и ухаживать за ней она не умела. Всякие там мази, кремы ее совсем не интересовали. Это все равно, что регулярно принимать лекарства — скучно.

Когда Димон впервые пригласил ее к себе, предупредил, что жениться не собирается. У него в жизни на ближайшие годы другие задачи. Просто нравится она ему, еще в больнице глаз на нее положил. Свела их судьба в Тихорецкой больнице, куда оба попали по житейской причине — с приступами аппендицита. И уже через день после операций познакомились, когда прогуливались по коридору, скособоченные, держась за животы, потому что врач велел двигаться, а швы тянули. От нечего делать стали глазеть друг на друга. Димон был парнем неробким, и уже на следующий день после недвусмысленных гляделок прижал ее в темном коридоре и стал лапать. Он даже не ожидал, что Аленка так жадно отреагирует на его не слишком нежные ласки. Потом она объяснила ему, что истосковалась по мужчине. У нее был довольно длительный период вынужденного воздержания. Месяца два. А тут такой здоровый казак, такой симпатичный, глаза у него серые и большие, руки крепкие и обнимают так, что кости трещат. Это все она ему прошептала в ухо, когда он потащил ее в санитарную комнату и привалил к двери, потому что крючка, естественно, на двери не было. Мало ли какому больному станет плохо, когда он вздумает ванну принимать. Можно было уединяться и в туалетах, но крючков не было и там. Да и брезговали они туда забредать.