В пекло по собственной воле (сборник) - Светлана Алешина Страница 7

Чугунков ударил себя кулаком по колену.

— И еще — я начинаю тебе верить, — сказал он. — Кто-то из наших передает им информацию. Такую, о которой знает весьма ограниченный круг людей. Буквально — несколько человек…

— Это не может быть совпадением? — спросила я.

— Менделеев летел в Красноводск не в отпуск, — сказал Чугунков тихо и довольно туманно. — Он вообще не в Красноводск летел. Он должен был встретиться в Ашхабаде с министром МЧС Туркменистана, чтобы обсудить перспективы сотрудничества на южных границах бывшего Союза. Об этом, кроме нашего министра, знали только четыре человека. А теперь выходит, что об этом знали не только мы…

«Сам Менделеев, Чугунков, — тут же прикинула я, — кто же еще двое? Ах да — главбух министерства Елена Вениаминовна Крупнова, мне о ней Грэг говорил… И сам Григорий Абрамович? Но он уже почти месяц в больнице! Выходит, этот визит Менделеева в Туркмению был запланирован еще больше месяца назад? Что они там, интересно, затеяли? У них идет какая-то крупная игра, о которой Чугунков, конечно, ничего мне не скажет… Но, похоже, он наконец поверил, что их кто-то постоянно подставляет. Причем кто-то именно из этой первой пятерки. Но кто? На любого подумать трудно! И в то же время — можно».

— Я знаю, что у тебя творится сейчас в голове, — сказал Чугунков. — Можешь подозревать любого из нас. Я скажу только о себе, хотя мои слова нельзя, конечно, расценивать как доказательство, — я не связан ни с какой организацией, враждебно настроенной к МЧС. За остальных не ручаюсь…

Я видела, с каким трудом дались эти слова Константину Ивановичу. Ведь минуту назад он советовал мне исключить из числа подозреваемых Менделеева. Но он прав — дай ему волю, он исключит из него всех пятерых. А агент так и будет продолжать свою предательскую работу, направленную на развал МЧС.

— Почему вы решили поручить это дело мне? — спросила я Чугункова, хотя уже почти знала ответ.

— Потому, что я сам не могу этим заниматься, — ответил он с неожиданной для его сурового и даже порою мрачного лица тоской. — Я не могу подозревать никого из них. И доверить это дело не могу никому. Кроме тебя. Потому что тебя я знаю, это раз. Григорий за тебя поручился — это два. И с тебя, с твоего сообщения об этом агенте все началось — это три…

Генерал вздохнул, посмотрел на часы и встал.

— Ну все, — сказал он решительно, — время! Минут через пять должны поднять первую группу пассажиров. Пойдем на палубу… Если, конечно, все идет по плану, — добавил он, обернувшись в дверях. — И никаких взрывов больше не будет…

— Типун вам на язык, Григорий Иванович! — воскликнула я, выбежав вслед за ним на палубу.

В лицо ударил порыв ветра, и я схватилась за плечо Чугункова, вцепившегося в бортовое ограждение. Он обернулся и крикнул, улыбаясь:

— Держись, Николаева! А то тебя еще придется вылавливать!..

Он показал на внушительные в своей тупой устремленности волны, настойчиво бухающие в борт «Посейдона». Я представила себя в этом кипящем движении воды и зябко повела плечами. Нет, уж лучше спуститься пониже — под поверхность, где нет ни ветра, ни мотающих тебя из стороны в сторону мечущихся между трех «спасателей» волн неспокойного Каспия.

К нам подскочил полковник Свиридов и, бросив на меня уничтожающий взгляд, прокричал:

— Сняли шесть человек. Аппарат идет к поверхности. Поднимут через две минуты. Кислородные подушки переданы в салон самолета.

— Сколько рейсов потребуется, чтобы снять всех? — спросил Чугунков.

— Три, — ответил Свиридов. — Третьим рейсом заберем и умерших. Пока мы выгружаемся, начал спуск такой же аппарат, с «Нереиды», третий рейс опять нам придется сделать…

— Я не понял — что значит «придется»? — крикнул ему Чугунков.

Свиридов отвернулся, будто от порыва ветра, но я прекрасно поняла, что он пытается скрыть, как покраснел от стыда.

— Я имел в виду, что второй рейс мы сделать не успеем, нам достанется только третий, — принялся он объяснять, перекрикивая свист ветра.

Чугунков не стал слушать его объяснений.

— Ну так выражайтесь яснее! — крикнул генерал, перебивая Свиридова. — Чтобы я с первого раза понимал вас правильно!

— Так точно, товарищ генерал! — выпалил Свиридов. — Разрешите идти?

Чугунков только рукой на него махнул, не глядя, — проваливай, мол!

Над поверхностью воды метрах в тридцати от «Посейдона» показалось странное сооружение неправильной формы, которое тут же отчаянно закачалось на волнах, так как центр его тяжести находился довольно высоко, отчего сооружение постоянно грозило опрокинуться кверху дном.

Представляю, что сейчас творилось там внутри! Люди в этом аппарате колотились о стены и друг о друга, словно мячики, — разбивая лбы и носы друг другу. Небольшим краном аппарат подтянули к борту «Посейдона» и подняли над поверхностью воды.

Ветер раскачивал аппарат и не давал опустить его на палубу, грозя разнести в щепы палубные надстройки. Наконец, когда порывы ветра немного утихли, аппарат удалось поставить на палубу, и команда «Посейдона» тут же принялась закреплять его, чтобы он не опрокинулся от ветра.

Измученных пассажиров самолета по одному вытаскивали из аппарата и вели по каютам. Сами они шли с трудом — сил не хватало сопротивляться порывам ветра, набросившегося на нас с новой силой, словно злобствуя, что позволил людям пересилить стихию.

Среди спасенных было три женщины и трое раненых мужчин, одного из которых пришлось нести — у него оказались сломанными обе ноги. У двух других повреждения были менее серьезными. Люди валились с ног от усталости и психологической реакции на свое спасение, на то, что их мучения наконец-то закончились. Разговаривать с ними было практически невозможно. Но попытаться все же стоило.

Выбрав бодрее других державшуюся женщину, мы с Чугунковым направились в каюту, куда ее поместили, и увидели закутанную в одеяло матрону лет пятидесяти, смотрящую на нас с вызовом.

Чем вызвали мы ее негодование, я не сразу поняла, но потом мне стало ясно, что она не могла не искать виновника катастрофы, мы же просто оказались первыми, кто попался ей на глаза. Нам и досталось.

Она, прищурившись, строго посмотрела на нас близорукими глазами и заявила низким мелодичным голосом, полным возмущения:

— Имейте в виду — я подам в суд! На тех, кто все это устроил. И вы мне ответите! Вы заплатите за весь этот ужас! Я чуть не умерла от страха, когда самолет начал прыгать по волнам. Я разбила себе лицо, наконец! Мне просто — больно! Вот! Любуйтесь!

Она полностью освободила лицо от одеяла, и я увидела огромный cиняк, захвативший добрую половину ее лица. Зрелище было, конечно, малоэстетичное, но я не забывала, что женщина-то осталась жива и отделалась в конечном счете легким испугом. Ну, еще синяком… Другим повезло меньше… Хотя для нее это, не спорю, слабое утешение.