Ветеран особого подразделения - Валерий Рощин Страница 7

Рядом с кроватью что-то упало, покатилось. Включив небольшую лампу в изголовье, увидел бутылку с остатками водки. Подняв, аккуратно поставил на тумбочку. И поплелся на кухню к водопроводному крану — во рту и в горле пересохло, в брюхе горело…

После демобилизации такое случалось часто: во сне он будто разговаривал с собственной совестью. Точнее, не разговаривал, а оглашал обвинительную речь. А та, загнанная в угол прямыми и бьющими наотмашь фразами, оправдывалась.

— Меня угораздило родиться и жить в удивительной стране! Ей вечно чего-то не хватает, и вечно находится раздражитель — вне границ или в собственной утробе. Она постоянно ищет врагов и с кем-то воюет!

Совесть еле слышно отвечала:

— Ну, ты же сам говорил: когда в руках власть — нечем взяться за ум.

— Мне не до шуток.

— Понимаю. Тем не менее, ты — часть этой страны. И ты один из тех, кто считает ее великой. А великая держава не может жить со всеми в мире — это аксиома. Кроме того… ты никогда не произносил этого вслух, но всегда был уверен: автократические режимы обязаны иметь внешнего врага, чтобы крепла поддержка изнутри. И это — тоже незыблемое правило.

— Слишком много правил для простого офицера спецназа. И слишком заумно… Но я всегда был на ее стороне и помогал в любых начинаниях! Прошел все горячие точки, побывал в плену, заполучил две контузии, четыре пули и два осколка. И ни разу не усомнился в ее правоте! Почему же она меня ненавидит, и относиться как к пасынку — как к лишнему рту в семье?!

— Не будь мелочным, ведь государству некогда заниматься каждым в отдельности.

— Я ощущаю себя отработанным материалом. Мной воспользовались: отняли лучшие годы, лишили сил, выжали до капли всю кровь и выбросили на свалку — за высокий забор. И теперь я могу себе позволить только одно: взирать сквозь щелку этого забора на блеск и великолепие жизни, построенной за мой счет. Я надеялся, что Родина излечит мою израненную душу, даст глотнуть свежего воздуха и сменит пропитанный потом мундир на свеженькую гражданскую сорочку. А на самом деле мне вкололи сильное обезболивающее и обрядили в смирительную рубашку…

Странные диалоги с виртуальной совестью могли продолжаться часами. Они то утихали, когда воспаленная память, выпущенная сном на свободу, внезапно подбрасывала давно позабытый сюжет; то разгорались снова и мучили до пробуждения. И так происходило почти каждую ночь…

Напившись воды и вернувшись в комнату, Аркадий остановился посреди комнаты, немного подумал и сказал:

— Есть такое слово «НАДО»! Ключевое слово в любом подвиге. Или глупости.

Он отыскал общий с Ириной сотовый телефон — старенький и с быстро садившимся аккумулятором. Кажется, на счету еще оставались какие-то деньги. Затем вынул из бумажника визитку Станислава; трясущимися пальцами набрал номер…

Тщетно. Данные на раздумье сутки прошли, и новый знакомец на звонки не отвечал.

— Сука, — пробормотал Серебров, бросив аппарат на стул, — всего-то и просрочил два часа. Ладно, хрен с тобой!..

Он ощупал левую сторону груди, прислушался к сердцу… Потом дотянулся до бутылки, приложился к горлышку — в два больших глотка допил содержимое. И, рухнув на подушку, забылся мертвецким сном.

* * *

А рано утром он никак не желал просыпаться. Мать долго его расталкивала, потом сбегала на кухню за чайником и плеснула на лицо холодной воды. Только после этого сын продрал глаза и удивленно спросил:

— Опять что ли дождь?..

— Вставай, Аркадий! — приказала она приглушенным голосом. — Там человек пришел и уж полчаса дожидается!

— Какой человек?

— А я знаю?! Представительный, такой… хорошо одетый. Вежливый!

— Да?.. — поскреб отставной майор небритую щеку. — Ладно. Щас только умоюсь. И это, мам… сооруди пока чайку.

В небольшой комнате, именовавшейся залом, заложив руки за спину, расхаживал Станислав Львович.

— О, проснулся? — улыбнулся он Аркадию.

— Да. С петухами сегодня не получилось, — пожал тот протянутую ладонь.

— Извини, что ночью не ответил на звонок — не мог. Решил вот утром заехать.

— А-а… откуда ты узнал, что это я звонил? И как нашел, где живу?..

— Обижаешь, дружище, — засмеялся гость. — Или забыл, в каком ведомстве я работаю?

— Ну да, конечно… Присаживайся. Сейчас мама нам чайку принесет.

— Мы можем здесь спокойно поговорить? Дома, кроме мамы, никого?

— Никого. Жена в клинике на обследовании. Говори без проблем.

Барков терпеливо дождался, пока хозяйка поставит на стол две чашки чая, и удалиться из зала. Сделав первый глоток, спросил:

— Если не ошибаюсь, ты согласен принять участие в операции, верно?

— Деваться некуда — согласен, — кивнул Аркадий.

— Так… Отлично. Скажи, тебе нравилась профессия офицера спецназа?

— Еще бы! Жаль только, что она не слишком-то универсальная.

— Это как?

— Предположим, летчики, моряки, химики, строители и другие узкопрофильные специалисты, уволившись из армии, могут пристроиться и на гражданке. Было бы здоровье с желанием.

— Ты прав — бывшим спецназовцам на гражданке приходиться довольствоваться охраной и работой в частных структурах безопасности. Так вот, Аркадий, я предлагаю дело, напрямую связанное с хорошо знакомой тебе спецификой, но хочу предупредить: справиться одному будет невероятно сложно. Поэтому позволь сначала спросить: остались ли у тебя знакомые коллеги, столь же, мягко говоря, неустроенные в жизни?

— Конечно, остались.

— Пожалуйста, перечисли человек пять: возраст, звание, фамилии, специальности, где проживают…

Серебров наморщил лоб, пожевал губами и начал вспоминать:

— Прапорщик Матвеев Сергей Павлович. Около пятидесяти лет; отличный снайпер; живет в Ставропольском крае. Майор Куценко Борис Иванович; у нас служил командиром роты, в год моей демобилизации перевелся заместителем командира батальона в морскую пехоту. Мастер спорта по плаванию…

— По плаванию? — встрепенулся фээсбэшник.

— Да. Пару лет даже попадал в сборную ЦСКА.

— Отличная кандидатура. Продолжай.

— Борьке около сорока пяти; после увольнения осел где-то под Ростовом, но слышал, будто уезжал в Штаты на ПМЖ, через полгода вернулся. Давно с ним не виделись; телефон есть — могу позвонить и уточнить…

Он замолчал, пристально посмотрел сквозь открытое окно на залитый солнцем двор; тяжко вздохнул, будто споткнувшись в памяти о невосполнимую потерю…

Подполковник мягко напомнил:

— Эти люди пригодятся нам. И мы вытащим их из небытия — обещаю. Нужны еще двое…