Морской дозор - Сергей Зверев Страница 7

Все они понимали – машину с грузом не спасти, самим бы удрать от костлявой! Едва отстегнувшись и заглушив двигатель, захватив только бортжурнал и аварийную рацию, члены экипажа попрыгали на потрескивающий лед. Надо было срочно уходить с этого опасного места, двигаться к спасительному берегу, благо до него было недалеко, каких-нибудь триста-четыреста метров. А там уходить в прибрежную тайгу.

Не дали им уйти. Те, кто сбил «Ми-26», явно не горели желанием оставлять свидетелей. Вертолетчики десятка метров не успели пробежать, а вокруг уже засвистели пули. С берега, от развалин рыбоконсервного завода, по ним из нескольких стволов били автоматными очередями.

Молодой бортмеханик Алексей, вырвавшийся чуть вперед, погиб первым. Строчка пуль по диагонали прошила его грудь, он рухнул навзничь, захрипел, выгнулся немыслимой дугой и затих. Трое остальных членов экипажа злосчастного вертолета залегли: бежать в рост под плотным автоматным огнем было бы самоубийственным безумием.

Но это лишь оттягивало неизбежную развязку. Где укроешься на гладком, словно бильярдный стол, льду озера?! Ни деревца, ни кустика, ни паршивой кочки на крайний случай. Их фигуры, отчетливо темнея на припорошенном снегом льду, представляли собой отличные, практически идеальные мишени. С трехсот пятидесяти метров да при такой огневой мощи перещелкать их, как куропаток, было делом нескольких минут.

Но нападающие не хотели ждать даже эти жалкие минуты: от берега, от развалин рыбоконсервного завода, к ним уже бежали несколько человек, продолжая на бегу поливать их свинцовыми струями, не давая даже голову поднять. Пули с визгом рикошетировали от поверхности льда, впивались в дымящую все сильнее тушу подбитого вертолета, который каким-то чудом все еще не провалился.

Принять бой? А с чем его принимать?! На троих у них было два табельных пистолета Макарова, у командира и штурмана. Но что такое «макарка» против полудюжины «трещоток»? Одного-то «калаша» за глаза бы хватило! «ПМ» в подобной ситуации на одно годен: застрелиться.

Стреляться им не потребовалось.

Одна из автоматных пуль вдребезги разнесла аварийную рацию, другая – угодила в голову радиста. Господь оказался милостив к нему – радист умер мгновенно.

Подбегавшие люди были уже совсем близко, метрах в тридцати, когда командир экипажа, приподнявшись на левом локте, открыл огонь из пистолета. Одна из выпущенных им тупорылых макаровских пулек нашла свою цель! Человек с автоматом наперевес, бегущий впереди всех, подломился в коленях, упал на лед и заколотился в предсмертных судорогах.

«Хоть одну сволочь…» – успел с обжигающей острой радостью подумать пилот, но это стало последней его мыслью на земле. Сразу три автоматные пули пробили бортжурнал, засунутый под летную куртку командира экипажа, и вышли из его спины, раздробив позвоночник. Что ж! Не самая плохая смерть выпала на долю пилота: мгновенная, в бою, с оружием в руках.

Штурману Петровичу, последнему оставшемуся в живых члену экипажа «Ми-26», судьба такого прощального подарка не сделала. Он прекрасно понимал: в живых его не оставят. Но не хотел штурман, тоже прошедший Чечню, умирать лежа на брюхе! Он, пошатываясь, встал, выставил вперед «макара», который держал обеими руками, словно шериф свой «кольт» в американском вестерне.

«Ну, подбегайте ближе. Ну, сволочи! Глядишь, прихвачу с собой на тот свет хоть еще одного из вас, пас-скуды!»

В ту же секунду штурману показалось, что по его правому бедру чуть выше колена ударили раскаленным ломом. Воткнули лом со всего размаха. Нога беспомощно подломилась; пистолет выпал из рук. Тело на мгновенье онемело, потеряло всякую чувствительность, а затем внутри у него словно бы вспыхнул нестерпимо обжигающий огонь.

Он опрокинулся назад и вбок, вправо, тяжело упав на простреленную ногу. Но сознания, как ни странно, не потерял, – не дано ему было даже такого предсмертного везения…

Кровь из разорванной бедренной артерии мощными толчками выхлестывала на лед. Снежно-ледовая каша под упавшим штурманом мгновенно окрасилась в ярко-алый цвет. При таком обильном кровотечении без перевязки жить Петровичу оставалось не более двух-трех минут.

Инстинктивно, почти бессознательно, он пополз в сторону вертолета. Друзья убиты… Последнее родное, что осталось. Их верная машина, тяжело раненная, как он сам.

Точнее, попытался ползти. Боли он уже не чувствовал. Умирал.

Его даже не стали добивать. Около полудюжины человек просто пробежали мимо умирающего штурмана, направляясь к подбитому «Ми-26». Гаснущими, теряющими резкость взгляда глазами он все же успел увидеть лица этих людей. И в последний раз в жизни удивиться.

«Это же китайцы! Мне что, мерещится перед смертью?! Нет, точно китайцы! Их с бурятами не перепу…» – но тут сознание, а вместе с ним и жизнь покинули тело штурмана.

Опытный, наблюдательный, наглядевшийся на представителей самых разных народов, штурман не ошибся. Да, это действительно были китайцы.

Вооруженные люди, не обращая более внимания на мертвый экипаж, карабкались в чадящий вертолет, а с берега, от развалин, натужно ревя мотором и пробуксовывая на скользком льду, приближался к подбитому «Ми-26» «Урал» с кунгом.

Водитель «Урала» оказался последним дураком. Он не учел одного – единственного, но зато решающего момента. Да, конечно, мартовский байкальский лед, даже после десяти дней небывало теплой для Бурятии весенней погоды, выдержал бы и многотонный вертолет, и подъехавший к нему почти вплотную громоздкий грузовик с кунгом. Но… В том только случае, если бы «Ми-26» сел, – именно сел, а не рухнул, пусть всего лишь с пятиметровой высоты! Вот тогда бы… Может быть, и обошлось. Теперь же ледяное поле, примыкавшее к берегу, оказалось надколото таранным ударом. Тонкая, совсем на первый взгляд не представляющая опасности трещина ломаным зигзагом отрезала «Ми-26», «Урал» с кунгом, живых и мертвых людей от берега. А затем колоссальное ледовое поле чуть накренилось вниз, просело с одного, дальнего от берега края.

Искалеченный вертолет с веселым бульканьем первым ушел в разверзшуюся бездну. Шофер «Урала» сделал отчаянную попытку спастись: он даже успел развернуть машину капотом к берегу.

Но больше китаец, сидевший за рулем, не успел ничего. Угол наклона льдины был слишком велик, а сила сцепления колес «Урала» со скользкой поверхностью – слишком мала. Завораживающе плавно, словно в замедленной съемке, грузовик, а за ним и кунг скользнули под лед. Громадные белые пузыри забурлили в длинной узкой полынье, словно стылая байкальская вода вдруг закипела.

И столь же медленно, как будто нехотя, ледяное поле, по площади превышающее футбольное, перевернулось, стряхивая в черные глубины и трупы, и вопящих от ужаса людей с «Урала», и стреляные автоматные гильзы… Брезгливо стряхивая весь этот мусор, такой ничтожный перед вечным молчаливым величием могучего озера.

С момента первого выстрела по вертолету не прошло и десятка минут, как над ледяным панцирем, потревоженным жалкими людишками, нависла тяжелая, давящая тишина. Все было кончено, занавес опущен.