Мэр в законе - Борис Седов Страница 7

"Мужики" - народ, попавший в "зону" по недоразумению и использующийся исключительно для того, чтобы выдавать на гора производственный план - пахали "на камне". Кто отбойным молотком, кто кайлом, кто с тачкой в онемевших от холода руках.

Так называемые "бесконвойные" сидели за рычагами экскаваторов и бульдозеров. Вольные поселенцы, обосновавшиеся в расположенной неподалеку деревеньке, рулили на КрАЗах, вывозя из карьера отработанную породу. Эти, кстати, курсировали между охраняемой промышленной зоной и железнодорожным узлом, тайно привозя блатным водку, колбасу и сгущенку. "Навар" их раз в десять превышал законный месячный заработок.

Тех, кто работал "за себя и за того парня", здесь называли "туберами": добрая половина "пахарей" получала в награду за ударный труд тяжелейшие формы туберкулеза.

Воры и приблатненные в промзону не выходили вообще, оставаясь греться в бараках. Им, по блатным понятиям, было "западло" горбатиться.

Братва из спортсменов облюбовала для себя строительный вагончик, вполне сносно отапливаемый печкой "буржуйкой". Пацаны не работали потому что… Как сказать-то, не соврав? Да потому, что не работали - и все тут! Можно, конечно, подвести под это дело соответствующую идеологическую базу. Только зачем? А ну попробуйте заставить бывшего профессионального спортсмена взять в руки кайло - я посмотрю, как это у вас получится.

Лагерная администрация к ворам и братве "от спорта" особо не цеплялась. Выдают "туберы" план - и ладно. "Зэки" сами между собой разберутся.

Жулики не раз предпринимали попытки заставить пацанов рубить камень, но те им вежливо отказывали, поставленными ударами ломая носы и дробя челюсти. Семен Точило получил свое прозвище после того, как принял между ребер воровскую заточку, отказавшись выходить на работу. К счастью, выжил. И "синего", который хотел его замочить, администрации не сдал. После того случая блатные отступились, оставили спортивную братву в покое. Теперь жили параллельными "семьями", без причины друг друга не задевая…

- Я спрашиваю, чифирить будешь? - повторил свой вопрос Гоша, высыпая в жестяную банку из-под консервов пачку черного индийского чая "со слоником" и заливая его крутым кипятком. Оставалось лишь выварить эту адскую смесь на раскрасневшейся от жара "буржуйке" почти до смолянистого состояния.

- Не-а, не буду, - отмахнулся Таганка. - Сам травись.

За шесть лет в "зоне" Андрюха так и не пристрастился к излюбленному "зэковскому" вареву, в момент "сажающему" печень, почки, желудок и сердце. Даже курить не начал, предпочитая в свободное время "качаться" и лупить руками да ногами по набитому песком мешку.

- Как хочешь, - сказал Штопанный, устраиваясь перед печкой поудобнее. - Подгребай, братва, раскумаримся!

В вагончике находилось еще несколько человек - такие же отставные гимнасты, многоборцы, биатлонисты и прочее, "залетевшие" в колонию после неудавшихся попыток разбогатеть на рэкете.

Отойдя в угол, где был подвешен мешок, Таганцев разделся до пояса и принял бойцовскую стойку. Глухо зазвучали удары.

Через небольшое мутное стекло в окне вагончика можно было наблюдать за тем, как обезумевшие от усталости, холода и голода мужики копошатся в карьере, чуть ли не зубами вгрызаясь в вечную мерзлоту. На тачках везли породу к грузовому фуникулеру, а там уже ссыпали в самосвалы.

Конвойным на вышках тоже приходилось не сладко - ледяной ветер и едкая пыль не щадили никого. Но такая уж она судьба "вертухайская": "легавому" место в будке, то есть на вышке.

Беда пришла, как говорится, откуда не ждали.

Хлипкая дверь вагончика неожиданно распахнулась и внутрь, как стадо бешеных носорогов, с криками ворвались спецназовцы. Как они подобрались незамеченными, для всех оставалось загадкой. Сема Точило не отрываясь смотрел в окно, чтоб не нагрянул кто ненароком - так нет же, сподобились.

- Всем на пол!

- Лежать, мрази!

- Руки за головы!

Резиновая дубинка, скажу по секрету, игрушка не для детей дошкольного возраста и почки не железные. Потому и стонала братва, и скулила, и орала, и просила не бить, корчась на грязном полу вагончика и прекрасно понимая, что никого их мольбы и крики не интересуют.

Спустя три минуты, избитых в хлам пацанов за волосы волокли к крытому брезентом грузовику. За каждым тянулась широкая полоса крови, перемешанной с грязью.

Мужики, приостановив работу, наблюдали за этой картиной со стороны. Кто с сочувствием, кто со страхом в глазах. Но преобладающее большинство составляли те, кто не скрывал своего злорадства:

- Получили, понтярщики! Дармоеды!

- И поделом! Хватит на мужицких шеях сидеть!

- Борзота бандитская! Кровососы!

Отчасти, наверное, правы были эти придавленные судьбой бедолаги. Каждый из них вынужден был вкалывать за себя, за дрыхнущего в бараке "законника" и за братка из бандитов. Иначе можно было и "пайки" вечерней лишиться, и право на очередное свидание с женой потерять (это раз в год-то!), и даже загреметь в ШИЗО. А за что?! За то, что блатные и бандюги ставят себя выше других?!

С другой стороны, братва честных работяг и на воле не трогала ("бомбили" только жирующих кооператоров), и в лагере не "доставала", - чего с них взять, кроме анализов. Выбор у каждого свой: не хочешь работать, будь готов отсидеть в штрафном изоляторе, получить по зубам в "пресс-хате", отлежаться в лагерной больничке с множественными переломами и отбитым ливером. А боишься резиновой дубинки контролера - выходи на работу, будь как все.

- Вот и жрите говно свое, сволочи! - доходяга Чумаченко по кличке Чума, получивший срок за то, что по пьяни сбил на своем "запорожце" столетнюю бабку, выругался в сторону братвы, смачно выплюнул последний зуб. - Гы-гы! - хохотнул дебело. Кряхтя, присел на корточки, поднял с земли черно-желтый резец с крупным крючковатым корнем и принялся внимательно рассматривать его со всех сторон, как будто нашел, как минимум, алмаз в двадцать каратов. - Гы-гы! Мужики! Посмотрите! - зашамкал он беззубым ртом, подзывая других горемык, - ха-ха-ха! Здоровый какой! Гы-гы-гы! Ха-ха-ха! - Смех его стал громким, писклявым и истеричным. - Огромный-то какой! - Несчастный Чума безуспешно попытался вставить выпавший зуб обратно в воспаленную кровоточащую десну, но промерзшие пальцы не слушались, резец упал на стылую каменистую почву. А мужичок в голос разрыдался. Из глаз брызнули слезы, потекли по щекам, оставляя на черной от пыли коже светлые полоски.

…Бесчувственных пацанов закинули в кузов грузовика, как мешки с картошкой.

Взревел дизельный двигатель, и машина тронулась в сторону колонии.

Ночь на "зоне" - липкая тварь. Стоит упасть на жесткую казенную койку и прикоснуться щекой к плоской, набитой соломой, подушке, как она сразу же обволакивает тебя теплой кисельной массой, затягивая в кошмарные сновидения, безжалостно терзает душу и тело, не отпуская до самого утра.

Но сегодня ночь была иной. Впервые за шесть лет Таганке не снились кошмары.