Операция "цитадель" - Богдан Сушинский Страница 68

— Этой не придется.

— Вот видишь… — неопределенно как-то молвила Мария, а немного помолчав, добавила: — Но хотелось бы видеть, как у нее это будет получаться. Кстати, как хоть она в постели? С ней у тебя лучше выходит, чем со мной? Не ехидничаю, просто спрашиваю.

— Сейчас мы говорим не об этом, — резко осадил ее Власов. — Если передумаешь, сразу же дай знать. Не хочешь в кадровики, в разведотдел армии определю, женщинами-разведчицами командовать будешь. Сразу же «капитана» присвою.

— Я ведь уже сказала: не пойду я в твою Русскую освободительную, чтобы во второй раз «власовкой» становиться. Хватит с меня. И еще скажу тебе, генерал: не верят уже в твою Русскую освободительную. Никто не верит: ни русские, ни германцы. Припоздал ты с ней. В сорок втором создавать надо было.

— Не от меня это зависело. Не позволяли мне.

— А теперь позволяют? Знаешь, что теперь тебе позволяют? Повести десятки тысяч русских на скорую, верную и совершенно бессмысленную гибель. И вести их на эту гибель или не вести — теперь это уже зависит прежде всего от тебя, Власов. Тут уж ты свои грехи на фюрера не спишешь.

Генерал достал портсигар, открыл его, закрыл и вновь открыл. Хейди настолько резко пресекала его тягу к курению, что даже с Марией он курить уже побаивался.

— Правильно делает, что запрещает, — уловила суть его маеты Воронова. — Тем более, что она еще и врач. Но, чтобы не мучиться, лучше закури.

— Мне долго не сообщали, где тебя держат. Несколько раз пытался выяснить, но ты знаешь, как здесь…

— Да и не очень-то удобно было генералу, командарму РОА судьбой какой-то там поварихи интересоваться, — подсказала ему Воронова.

— А потом жизнь закрутила…

— … А тут еще немка. Не в обиде я, дело житейское. — Мария опустилась в кресло, но буквально через минуту вновь поднялась и потянулась к Власову. — Как думаешь, переспать с тобой мне позволят?

— Что ты: какое там «переспать»?! — возразил Власов. Его всегда поражала та непосредственность, с которой Воронова говорила обо всем том, о чем всегда принято было говорить намеками даже между мужем и женой.

— Тогда не будем дразнить гусей и изводить самих себя, — тяжело вздохнула она, опускаясь назад в кресло. Стол был уставлен двумя бутылками вина и двумя порциями лангета. Тут же лежала коробка конфет швейцарского производства. — А хочется еще раз переспать с тобой. Очень хочется. Понимаю ведь, что в последний раз.

— Сама сказала: не будем дразнить гусей. Смотри, какой стол нам накрыли.

— По нынешним временам — щедро, — перехватила его изголодавшийся взгляд гостья. — Я вот и есть не стала. Все — твое. Истощавший ты какой-то: что после Москвы, что под Волховом, что здесь. Чего так? — с тоскливой грустью осматривала его Мария, и было в этом взгляде не столько женского, сколько материнского. — Паек-то и зарплата наверняка генеральские. Ты бы не стеснялся, прикупал кое-чего.

— Какие там генеральские?! — вдруг сорвался Власов. — Мне платят, как немецкому фельдфебелю. Наравне.

— Не может быть! — ужаснулась Мария.

— Ладно, не будем об этом, — поморщился Андрей, жалея о том, что пожаловался Вороновой. — Хватает, прикупаю. Здесь, в санатории, тоже голодом не морили.

— Морить не морили, но и она, немка твоя, тоже жиреть не дает. Да не смущайся, генерал, я ведь…

— Я сказал: хватит об этом! — еще более резко прервал ее Андрей. — Долго задерживаться у меня не следует, — сказал уже спокойнее, берясь за бутылку с вином. — Разговор на рыс-сях — и тебя увезут. Как-нибудь подберем время, и уже тогда…

— Стоит ли подбирать его? Я ведь тоже… не из монастырской кельи к тебе. Генерал один немецкий, эсэсовский, наведывается. Молодой еще, под сорок. На русскую, видите ли, потянуло, на любовницу Власова.

— Что, так и говорят? — пропустил командарм мимо ушей все, что касается ее любовника.

— И не только это. Я когда там, за линией была…

— Что-о?! Тебя засылали в наш тыл?

— А тебе ничего не рассказали обо мне? — в свою очередь удивилась Мария.

— Что и когда мне могли рассказать? О том, что ты жива, я узнал полчаса назад, в подворотне санатория.

— Тогда извини, тоже особо рассказывать не стану. И давай выпьем, а то у меня горло, как песком протерли.