Моя любимая дура - Андрей Дышев Страница 63

– Я лезу за вами!.. Э-э-эх… «Отвесные стены, и лед, как бетон, горящие вены в сердце моем!» Кстати, это тоже стихи моего отца.

И где он видел вены в сердце? Через форточку я открыл шпингалет, распахнул окно и спрыгнул на пол. Это был коридор, по которому я ходил вчера в сумерках, обдуваемый сырым сквозняком. Снаружи донесся грохот кровельного железа – Мураш взобрался на козырек крыльца. Я оперся о подоконник коленом и протянул ему руку.

– Быстрее!

Мураш шумно ввалился в коридор. Я заметил, что он дрожит то ли от страха, то ли от азарта. Я пошел вперед, раскрывая двери.

– Надо найти новогодние костюмы! Ищи коробки с украшениями, игрушками!.. Да не иди же ты за мной!

– Хорошо, хорошо!

Он кинулся открывать двери на противоположной стороне. Мы заглядывали в классы, специализированные кабинеты и кладовки.

– Нехорошо пахнет, – произнес Мураш двусмысленно и покосился на меня.

– Не трави душу! – взмолился я. – И без твоих запахов на душе грязно.

На втором этаже мы ничего не нашли. Спустились на первый. Я заглянул в спортивный зал. На полу плотно, впритык друг к дружке, были уложены маты. Большинство из них было покрыто подозрительными пятнами, отчего создавалось впечатление, что это цех по выделке гиеновых шкур. Я встал посреди зала, приподнял один мат и увидел на дощатом полу несколько крошечных разноцветных кружочков конфетти. Ага, значит, все-таки новогодний праздник был! Следовательно, и елка была, и Дед Мороз с мешком.

– Здесь есть подсобка! – крикнул Мураш, все сильнее погружаясь в сыщицкий азарт, и двинул ногой по узкой деревянной двери. Дверь заскрипела, но не открылась. Мураш отошел на несколько шагов назад, чтобы разбежаться как следует, но я его опередил и потянул за ручку.

– Она открывается на себя, Антошка!

В подсобке было темно, пахло сыростью и мышами.

– Поищи выключатель!

Мураш шарил по стене.

– Ну?

– Сейчас, сейчас…

Под потолком вспыхнула тусклая лампочка, осветив треугольную комнатушку с голыми оштукатуренными стенами. Мы с Мурашом почти одновременно вскрикнули. Мураш выдал «О, бля!», а я «Ё-мое!». В том месте, где стены соединялись под острым углом, стоял Дед Мороз – в балахоне, с бородой, с красным целлулоидным носом и в очках без стекол. Только вместо глаз у него были шарики для настольного тенниса, и оттого казалось, что старикан крепко страдает от приступа базедовой болезни. Бутафория держалась на вешалке с широкими плечиками, а под основу для головы была приспособлена пустая пластиковая бутылка из-под кока-колы. Костюм второго Деда Мороза скомканной тряпкой висел на спинке стула. Наверное, на создание второй фигуры не нашлось подходящих материалов. Или времени.

Я подошел к белобородому муляжу преступника, пощупал его одежду, снял с него очки вместе с лоснящимся носом и нацепил себе на лицо.

– Юмористы хреновы, – пробормотал я и только сейчас заметил маленький диктофон, стоящий перед Дедом на детском столике. Рука сама потянулась к кнопке «Play».

– «Дорогой наш Кирюшенька-душенька! – раздался из динамика звонкий и торжественный голос Леры. – Ты нас глубоко разочаровал. Мы думали, что ты отзывчивый и чуткий человек, а оказалось, что жестокий и завистливый. Иришка твоя, поди, уже совсем зачахла от тоски, а ты все с нами в казаки-разбойники играешь. Совсем как дитя неразумное! Денег захотел? Чего тебе еще дать, просто даже не знаю. И неужели твое сердечко не дрогнуло при мысли о том, что твоя любимая страдает, что ждет тебя, что с надеждой глядит в окошко грязненькое? А ты здесь удаль свою показываешь, как ишак, перекусивший уздечку. Поторопись, дурила. А то растает снег, и потекут реки, аки кровушка…»

– Что это? – спросил Мураш.

Я перемотал кассету назад, включил воспроизведение, попал на фразу «ты отзывчивый и чуткий человек, а оказалось, что жестокий…» и тотчас выключил. Снова включил и снова выключил.

– Какой же я идиот! – пробормотал я и схватился за голову. – Господи, за что?

– Я не понял одного, – произнес Мураш, поднимая с пола красный колпак с ватной оторочкой. – Почему здесь два костюма для Деда Мороза, но ни одного – для Снегурочки? Может, детишки предпочли второго Деда, потому что подарков получается вдвое больше?

Я со звериным ревом врезал кулаком по чучелу. Развалившись на лету, оно свалилось в углу смятым комком.

– Мураш, – произнес я, – это были они.

– Конечно. А чему вы удивляетесь? Вы ведь давно подозревали, что это они ограбили автобус.

– Я не о том. Грабители интересовали меня меньше всего. Так, для удовлетворения тщеславия: вот, дескать, целая бригада милиционеров повсюду рыщет, и все без толку, а я в одиночку за неполные сутки преступников вычислил… Но мне даже в голову не могло прийти, что это те самые люди, которые шантажируют меня уже почти неделю и заставляют идти на Джанлак. И они держат в заложницах женщину… В общем, очень близкого мне человека…

– Понятно, – вздохнув, сказал Мураш.

– Ничего тебе не понятно! Я столько времени гонялся за ними, столько раз пытался выйти на их след, добыть их приметы, описание внешности! Но как об стенку лбом! И вдруг сейчас я узнаю, что милая парочка, с которой я провел вчерашний вечер, сидел за одним столом, катался по склонам, – это и есть мои заклятые враги… Нет, об этом невыносимо думать! Это просто нечеловеческая пытка!.. Ведь я же мог схватить их, как базарных гусей, за шеи, намотать их себе на руки и заставить немедленно отпустить Ирину. Мог! Мог! Тысячу раз мог!

– Не расстраивайтесь вы так, – принялся успокаивать меня Мураш. – Давайте позвоним в милицию.

– Ты с ума сошел! – крикнул я. – Да теперь ни один волосок не должен упасть с их головы! Потому что в их руках жизнь Ирины! Пока милиция будет с ними разбираться, мне преподнесут ее холодный труп! Пойдем отсюда! Пойдем быстрее! Бегом!

– Куда?

– На ледник Джанлак! – рявкнул я. – Неужели ты еще не понял, что наши с тобой цели как никогда совпадают! Ты вообще за моей мыслью поспеваешь?

– Простите меня, – пробормотал он. – «Я мысли свои по пивным раскидал…»

– Только не надо стихов, Антон. Не надо стихов…