Седая весна - Эльмира Нетесова Страница 61

Человек соглашался, сжимая в кулак свою горькую память. Ведь именно они распорядились много лет назад оборвать его песню, заглушить, втоптать в грязь музыканта. Но за что? Да за то, что его голос был любим и понятен большинству. А этих взбесило превосходство мальчишки. Ему его не простили. Но втоптанный не погиб. Переболев, выжил и расцвел заново, на удивленье всем. И Леха, познав однажды цену зависти и злобы, стал крайне осторожным, недоверчивым.

Он не верил похвалам, восторгам. Уходил от множества приглашений и никогда никого не приводил к себе домой, никому не открывал душу. Был немногословным.

Конечно, в своем городе у него снова появились поклонницы. Совсем юные и дамы из высшего общества. Изящные, жеманные, крашеные кокетки. Они говорили о музыке и живописи, в каких ни черта не смыслили. От них пахло дорогими духами и дешевым содержанием. О! Как щебетали они о картинах Рериха! Вот только ни одной из них не видели и в глаза! Эти дамы названивали ему домой, приглашая на дни рождения и на вечеринки. Лешка иногда соглашался. Но чаще предпочитал другое. Переодевшись в джинсовый костюм, надев черные очки, шел к мосту. Туда, где вечером собирались сучонки всех возрастов, расцветок и веса. Там его никто не знал как художника. Да и скажи — не проявили б интереса. Там ждали мужчин, клиентов, способных платить. Увидев направляющегося к ним мужика, сучонки оживали, бросались к нему сворой. Выбирай любую. Хоть всех сразу! Не важно, сколько осилишь, лишь бы заплатил.

Леха выбирал одну из них. Он не любил скороспелок, не дозревших до совершеннолетия, и потому предпочитал бабенок от восемнадцати до двадцати двух, с тугим круглым задом, с торчащими, как яблоки, грудями, в меру трезвых. Сняв такую, вел в гостиницу и отводил душу до самого утра. На рассвете расставались, даже, не знакомясь. Зачем? Ведь оба остались довольны, чего еще желать? Зато без лжи и кривляний, без манерности и напускной влюбленности. Никто не лез в душу с глупыми вопросами.

Этих женщин Леха обожал. Они были просты, послушны и бесхитростны, ни на что не претендовали. Он никогда не торговался с ними и не обидел ни одну. Он был в меру ласков и требователен, кормил каждую, но не поил и не встречался ни с одной во второй раз.

Случалось какой-нибудь из этих женщин уснуть до утра на диване в мастерской. Лешка, пользуясь моментом, делал карандашные зарисовки. Потом переносил их на холст. Как восторгались этими картинами новые русские, пожилые коммерсанты, бизнесмены. Они платили за них большие деньги. И уносили, вспотев от счастья. Куда они потом девали их? Конечно, подальше от тещиных и детских, от глаз жены. Но именно эти картины пользовались особым спросом у мужчин.

Леха продавал их, нисколько не жалея. Если бы берег, в квартире и мастерской уже не осталось бы свободного куска стены. Он привык к такой жизни и ни за что не хотел менять свой уклад. Да и зачем? У него имелось все. Ни о какой семье он не мечтал, жил вольно и бездумно, без нужды и потрясений.

С тех пор прошли месяцы. И в канун Нового года пригласили Леху в теплую компанию. На мальчишник, в ресторан, уютный и маленький, с хорошей кухней, где после полуночи можно было увидеть стриптиз.

— Девки там, скажу тебе, классные! Если по кайфу — заклеить можно в натуре. Было бы чем платить. Место прикольное. Все не отходя от кассы. Мы — без бабья. Надо отдохнуть. Давай с нами, не пожалеешь. Ты ж творческая натура, наберешься новых впечатлений. Глотнем кислорода!

И Леха согласился.

В полутемном зале ресторана уже сверкала огнями украшенная елка. Тихо играла музыка. На столах вместо светильников — совсем по-домашнему, горели свечи, отражаясь звездами в глазах и в лицах.

За столами люди тихо переговариваются. Разбились на компании, изредка оглядываются на окружающих.

Лешка сел за стол. Разговор сразу завертелся вокруг предстоящих праздников. Мужчины, посмеиваясь, строили планы:

— Я от своей кикиморы на дачу смоюсь. Так надоели ее подруги, болтовня.

— А я на охоту, на зайцев.

— Может, на зайчих?

— Нет их возле меня. Сплошные пенсионеры.

— А ты отсюда прихвати с собой.

— Нет! Ну их на хрен! Заразы боюсь. Потом горя не оберешься.

Леха молчал, слушал. И вдруг почувствовал, как его тронули за плечо. Оглянулся. Официантка держала в руке красную розу:

— Вам просили передать.

— Кто? — огляделся Лешка. Но ни одного знакомого женского лица не увидел. — Вероятно, ошиблись, — оглянулся на официантку. Та пожала плечами.

— Ну, счастливчик! Ты нигде не пропадешь! Бабы сами тебе цветы дарят! Да еще не без намека! Красная роза — признанье в любви. Везучий черт! — позавидовали громко.

Лешка поставил розу в вазу на столе. Ему очень хотелось увидеть, кто же ее послал? Он стал внимательно рассматривать женщин за соседними столиками. Но нет, и они не обращали на него никакого внимания.

И только тех, за угловыми столами, не мог рассмотреть. Далеко и темновато, — отвернулся человек, и в это время небольшой оркестр заиграл веселую мелодию. Люди из-за столов вышли. Многим захотелось потанцевать возле готовой елки.

— Можно вас пригласить? — подошел Лешка к молодой женщине, надеясь, что это она передала для него розу.

— Отвали! Я не танцую. Я чуваков клею! Не возникай тут! — услышал в ответ внезапное и вернулся к столу. Вскоре к нему подошла официантка, подала записку: «Я за угловым столиком. Пригласи на следующий танец…»

— Ну и везет тебе, Лешка! Бабы в покое не оставят. Липнут, как мухи на мед. Откуда знают, что ты холостяк?

— Не в том суть. Его, будь женатым, друг у дружки отбивали б. Он смолоду был любимчиком бабьего рода. Есть в нем что-то особое, притягательное. Может, запах течки? — хохотали мужики. Лешке и обидеться стало некогда. Оркестр заиграл новую мелодию, и он поспешил к угловому столику.

Навстречу ему тут же встала миниатюрная женщина — в маске, белокурых кудряшках.

Оркестр фальшиво играл «Вишневый сад».

— Здравствуй, Алексей! — услышал знакомый голос, опередивший его вопрос.

— Светлана? — приостановился на миг.

— Я! А разве не могу потанцевать с другом юности? Ведь сколько лет не виделись? Ты даже не изменился. Все такой же. Годы не коснулись, не состарили, словно только вчера с тобой расстались. Ни сединки, ни морщинки в лице. Видно, легко, бездумно живешь, ни о чем не заботишься? Семья, дети есть?

— Нет никого, — попытался разглядеть лицо, но мешала маска.

— Где ты пропадал?

— В Сибири жил. На Урале. Там закончил институт. С увлечением молодости все порвано навсегда.

— С каким?

— С музыкой…

— А я-то подумала, что раздражен моей назойливостью. Не сочти такой. Просто иногда хочется отдохнуть, отвлечься от будничного быта. Не часто такое удается. А тут тебя увидела. Захотелось поболтать, если ты не против?