Голос ангела - Андрей Воронин Страница 6

Однажды, когда Лукин возвращался домой теплым дождливым осенним вечером, следователь появился у него на дороге – внезапно, как чертик, выскочивший из табакерки. То, что служащий правоохранительных органов пьян, сомнений не вызывало.

Иванов тут же ухватился за рукав чужого плаща и зашептал:

– Лукин, ты скотина.

– Не понимаю, о чем вы?

– Ты испортил мне жизнь. Ты рушишь мою карьеру, из-за тебя я выгляжу в глазах начальства полным идиотом.

– Я в этом не виноват, – мягко сказал Лукин, пытаясь отстранить от себя следователя, – не я устраивал обыски.

Но следователь вцепился в антиквара мертвой хваткой:

– Я знаю, что твое наследство липовое и живешь ты на деньги, добытые нечестным путем.

Самсон Ильич лишь пожал плечами и мягко улыбнулся:

– Вы не совсем здоровы. Хотите, я остановлю такси и отправлю вас домой? Вам бы полежать, отдохнуть, выспаться…

– Сорок тысяч, – проговорил следователь.

– Чего?

– Долларов, конечно!

– Если у вас появилась такая сумма, я рад за вас, – сказал Лукин.

– Ты падаль, – прохрипел следователь. – Ты дашь мне эти деньги, и тогда я от тебя отстану.

– Ах вот оно что! – вздохнул Лукин. – В таком случае оставим разговоры про справедливость и честность в стороне.

– Это сугубо деловое предложение. Сорок тысяч…

– Я бы с удовольствием поделился с вами богатством, если бы оно у меня имелось. Вы же сами проводили обыски и знаете, что квартира моя пуста.

– Ты пожалеешь! – сказал следователь.

– Мне жаль, что я не могу поделиться тем, чего у меня нет.

По глазам следователя Лукин видел: деньги тому крайне нужны. То ли Иванов попал в передрягу и ему нужно срочно откупиться, то ли быт заел до такой степени, что человек готов требовать взятку от подозреваемого как положенное по закону. Но в азартные игры со следователями Лукин не играл принципиально.

«Шантажисты – народ гнусный, – подумал он. – Стоит один раз дать деньги, и потом хлопот не оберешься. Зарабатывать они не умеют, умеют лишь требовать. От шантажиста невозможно откупиться раз и навсегда, это долгоиграющая пластинка. Да и где гарантия, что он не провоцирует меня на дачу взятки, чтобы потом упечь в тюрьму? Вот только сумма несуразно большая…»

Додумать Лукин не успел.

– Ты твердо решил отказаться? – услышал он хриплый голос следователя.

– Мне опасаться нечего, я чист перед законом, – Самсон Ильич почувствовал, как разжались пальцы на рукаве его плаща.

– Я предупредил, а теперь бойся меня! – и следователь нетвердой походкой отправился к троллейбусной остановке.

"Несчастный человек”, – подумал Лукин об Иванове, поднимаясь к себе домой.

Самсон Ильич считал, что поступил правильно, и не жалел об этом, как не жалел ни о чем уже случившемся, но жестоко ошибся. Назавтра днем, когда Лукин лишь успел сделать пару звонков знакомым и договориться о встречах, к нему с обыском нагрянул знакомый следователь: якобы в квартире у Самсона Ильича, по оперативным данным, находилась партия похищенных икон. Это даже позабавило Лукина, настолько идиотским было это предположение. Но вскоре улыбка исчезла с губ Лукина. При понятых и милиционерах следователь распахнул платяной шкаф, и не успел Самсон Ильич даже возразить, как рука следователя исчезла в кармане плаща хозяина квартиры и тут же появилась на свет, но уже не пустая: на ладони лежали похожие на спелые желуди два пистолетных патрона.

– Их там не было, – выдохнул Лукин, – вы их подбросили!

Следователь глянул на него красными от проведенной без сна ночи глазами.

– Все так говорят, но факт налицо. Прошу отметить, что в кармане плаща найдены боеприпасы.

Еще через полчаса в квартире был найден и пистолет, который Лукин видел впервые в жизни. Теперь он уже ничему не удивлялся, он был готов к тому, что в квартире обнаружат и наркотики. Но, к счастью Лукина, перед самым обыском их не оказалось под рукой у следователя.

На встречу со знакомыми Самсон Ильич, естественно, не попал. Его увезли в следственный изолятор, а квартиру опечатали. Вскоре адвокат сообщил Лукину малоприятную новость: как оказалось, из пистолета, найденного в его квартире, было совершено два убийства.

– Я, конечно, понимаю, что вы здесь абсолютно ни при чем, – вздохнул адвокат, – но доказать это практически невозможно. Даже если удастся полностью отклонить обвинение в убийствах, то остается хранение оружия и боеприпасов.

– Мне их подбросили, – вздохнул Лукин.

– Я понимаю и сочувствую, но в суде мое понимание в расчет не возьмут.

Вот тогда Самсон Ильич и пожалел, что не дал следователю денег. Он боялся говорить об этом в открытую, несколько раз намекнул Иванову на допросах, что согласен пересмотреть свою позицию, готов поделиться даже более крупной суммой. Но каждый раз натыкался на глухую стену непонимания, словно и не было разговора темным осенним вечером в безлюдном дворе.

В камере предварительного заключения Лукин имел все, что могли позволить заключенному: телевизор, холодильник, теплую одежду. Продукты и курево ему передавали сверх всяких лимитов. Происходило это благодаря знакомствам в криминальном мире, да и подход к охранникам у него имелся.

Имея в своем распоряжении чай, сигареты, он мог рассчитывать на самое дружеское расположение к себе других заключенных. Но жизнь за решеткой – это в любом случае не воля. Сидя в камере, практически невозможно проворачивать новые дела. Зарубежные клиенты всерьез обеспокоились судьбой Лукина. Десять писем написал Самсон Ильич и передал их зарубежным дипломатам, те по своим каналам пытались воздействовать на российское правосудие.

Так уж устроена в России следственная и судебная система, что в верхних эшелонах власти все вопросы довольно легко можно уладить при помощи денег и дружеских связей. Но если уж в низовом звене попался один козел, тогда пощады не жди. Участковый может напакостить куда больше, чем министр внутренних дел. А фамилия у следователя была самая банальная – Иванов, и сошлись в нем все худшие черты русского характера.