Капитан разведки - Сергей Донской Страница 58

В спецназе каждый имеет свою кличку. Как и в преступном мире или в школе, человек не выбирает свою кличку, она дается ему окружающими. Использование кличек значительно повышает шансы содержания операций спецназа в секрете. Допустимо называть человека по фамилии только в том случае, если она по звучанию напоминает прозвище: Грач, Сусанин, Шульц, Сват. Перед совершением выброски на вражескую территорию, в бою или на учениях, боец спецназа передает командиру все свои документы, частные письма, фотографии и иные предметы, позволяющие определить, к каким войскам он принадлежит, как его зовут и тому подобное. На одежде и обуви спецназовца ГРУ не должно быть никаких букв, а только лишь (при необходимости) цифры или условные символы, определяющие его принадлежность к подразделению. Обозначение группы крови не допускается. Противник, обнаруживший раненого бойца спецназа ГРУ, не должен успешно реанимировать его, поскольку это позволит получить сведения путем допроса. Обнаружив же труп бойца, противник не должен иметь никаких доказательств его принадлежности к Вооруженным силам Российской Федерации.

Из «Инструкции о снаряжении личного состава подразделений специального назначения Генерального штаба Вооруженных сил Российской Федерации».

* * *

– Вот и все, – сказал Антоненко, когда полозья вертолета прочно установились на земле. – Было приятно познакомиться, Миша.

Они находились на краю бывшего футбольного поля, поросшего клочковатой травой. Вокруг было много зелени, из которой торчали фонарные столбы и пыльные свечи тополей. За зеленью белели стены душевой, сортира и бывшего медпункта. Над всем этим мирным пейзажем ярко светило солнышко. К вертолету, проламываясь сквозь кусты и просто по аллейкам, спешили вооруженные «фениксовцы» во главе с военным инструктором.

Указав на него пальцем, Антоненко пояснил:

– Это Жудов. Умеет водить вертолет не хуже тебя, а то и лучше.

– А я? – спросил Хват.

– Ты отработанный материал, Миша. Балласт. Вертушку пригнал – спасибо. Но на этом наше сотрудничество заканчивается, не обессудь.

– Чем заканчивается?

Более тупой вопрос было трудно придумать. Вздохнув, Антоненко ответил:

– Финал человеческого существа всегда один. Конечно, сначала тебя на всякий случай допросят, но это ничего не изменит. Сначала я хотел тебя повесить, а теперь передумал. – Антоненко тихо засмеялся. – Тебя утопят. Не в озере. В уборной… – Тут он повысил голос: – Верно я говорю, верволки?

– Да! – завопили молодые стрелки, передергивая затворы своих автоматов и пистолетов. – Йаху-у!.. Йе-е-ес!..

Дальнейшее напоминало кошмар.

Кошмар, прокрученный в ускоренном режиме.

Прежде чем Антоненко успел открыть рот, чтобы отдать приказ арестовать пилота, тот выхватил из-под куртки пистолет и направил его в голову инструктора. Хлоп! Во лбу Жудова образовалось аккуратное отверстие, а затылок развалился, обдав стоявших рядом красным. Падая, он попытался сказать что-то негодующее. Возможно, что так нечестно. Он еще не понял, что убит. А кто когда это понимал?

Следующей мишенью Хвата стал не в меру расторопный командир пятерки, попытавшийся сразить его очередью из короткоствольного, как «узи», автомата. Хлоп! Горе-стрелок крутанулся на месте и упал, обеими руками схватившись за пронзенную пулей шею. Они были красными, словно обладатель намеревался стрелять в перчатках. Намеревался, да так и не выстрелил.

Его сосед таки полоснул очередью в сторону вертолета. Продырявленный колпак кабины пошел трещинами, брызнули осколки стекла. Очередь длилась секунду с небольшим: ровно столько времени потребовалось Хвату, чтобы отшвырнуть Антоненко, попытавшегося выхватить пистолет, и прицелиться.

Хлоп-хлоп! Черная рубашка на груди автоматчика обзавелась парой дымящихся прорех с оплавленными краями. Остальные инстинктивно присели, втягивая головы в плечи. Ничему подобному их не учили. Покойный инструктор Жудов никогда не рассказывал подопечным, как страшно под прицельным огнем противника, как выстрелы, вышибающие мозги ближних, отключают собственные мозги, оставляя там одну-единственную, короткую, пронзительную мысль: «Жить!»

О том же самом думал и Антоненко. Боком вывалившись из вертолета, он проворно пополз прочь. Ослепший и оглохший от ужаса, он не видел, как Хват тоже покинул кабину вертолета, открыв пальбу еще до того, как коснулся земли.

Не было особой необходимости применять изощренную тактику, однако сработал бойцовский инстинкт. Хват не просто спрыгнул на землю, он как следует оттолкнулся ногами, чтобы как можно сильнее растянуть дугу полета. Да, это был именно полет, а не падение. Для окружающих – головокружительный, молниеносный. Для стреляющего Хвата – подобный плавному прыжку в невесомости.

Первым пулю получил рыжий парнишка, лишившийся одного из широко распахнутых глаз. Следующим на очереди оказался кто-то, наклонившийся за автоматом. Третьим стал еще один командир пятерки, у которого заклинило патрон. Звук пистолетного выстрела померещился ему пушечным громом. Пуля, выпущенная Хватом, вошла в его левое плечо чуть ниже ключицы и вышла вместе с фрагментом лопатки. Удар был столь силен, что убитого швырнуло назад, и он ударился об щит с надписью «Закаляйся смолоду», украсив его яркой кляксой. Насосавшийся крови комар, прихлопнутый точным ударом.

К тому моменту, когда Хват распластался на земле, половина уцелевших «фениксовцев» искала спасения в паническом бегстве, а остальные пятились, ведя беспорядочный огонь туда, куда были направлены их стволы, а стволы были направлены куда попало. Из кустов, куда они отступали, вырывались огненные плевки, пули рыхлили землю, вздымая травяной сор, но ни одного меткого или хотя бы просто хладнокровного стрелка среди чернорубашечников не нашлось.

Беспрестанно меняя положение, кувыркаясь и совершая короткие перебежки, Хват добрался до ближайшего трупа, и вот тогда началась настоящая потеха.