Антикиллер-6. Справедливость точно не отмеришь - Данил Корецкий Страница 54

– Представляешь, мой портрет на обложке «Элитной Москвы»! – Алина расхаживала по номеру голой, если не считать туфель на «шпильке» и сиреневых чулок с резинками. – И интервью с кучей фотографий!

Фома развалился на изрядно просевшем диване. Он находился в хорошем настроении. Завтра он будет уже за тысячи километров от ставшего опасным Петербурга, в теплых краях, где у него есть и дом, и слуги, и водители, и Алина, которая хорошо умеет «завести» не молодеющее с каждым годом тело. И даже телефонный звонок его не вывел из нирваны.

Анжела! Надо соврать что-либо правдоподобное… Но он не успел даже рта открыть.

– Какая же ты бессовестная скотина! – бился в трубке возмущенный женский голос. – Значит, я сижу на приколе, а ты этой суке фотографии на обложку ставишь да на шопинг с собой везешь! Да ты соображаешь, кто она и кто я?!

Одновременно зазвонил телефон Алины. Судя по выражению лица, выслушивала она примерно то же самое, что и Фома. Потом звонил телефон в номере:

– Все точно, вот ты где спрятался! – кричала Ира. – Сейчас я приеду и вам обоим рожи расцарапаю!

Аппараты трезвонили без остановки, и в конце концов пришлось их выключить.

– Опять разболтала всему городу?! – взревел Фома.

– Да нет, я никому… – плакала Алина.

– А откуда они все узнали?!

– Я откуда знаю? – они сейчас сюда приедут и мне всю рожу располосуют, чтобы на фотографиях красивей было!

– Не приедут, болтают только, – Фома немного успокоился. – Перестань плакать, приведи себя в порядок и ничего не бойся. Я тебе Мишу с Володей дам, будут тебя на съемках охранять. А я запрусь, в номере отсижусь…

* * *

В назначенное время Алина, приведя себя в порядок, спустилась в холл. Телохранители, с трудом сдерживая смех, сопровождали каждый ее шаг. Но никакой аппаратуры, по которой она должна была узнать съемочную группу, внизу видно не было. Только какой-то старичок снимал любительской камерой свое многочисленное семейство.

– Опаздывают, как всегда, козлы! – выругалась она и заказала в лобби-баре кофе и морковный сок со сливками.

Фома, несколько успокоившись, смотрел телевизор, в котором Стивен Сигал десятками калечил и убивал своих противников, причем делал это голыми руками. «Конечно, если бы так наловчиться», – подумал он. И тут же пришла следующая мысль: «На фига я вообще влез в это дело? Выполнили заказ, не выполнили – пусть сами и разбираются, какое мне дело?!»

Тихо скрипнула дверь, и какая-то тень вошла в номер.

– Кто это?! – Фома пошарил под подушкой, где ничего не оказалось.

«Надо было у Миши пистолет взять! – подумал он. – Им же с Анжелой и Иркой не перестреливаться….»

Но он понимал, что ни Мишин пистолет, ни боевые навыки Стивена Сигала ему не помогут. Потому что человек был уже рядом, в руке он держал небольшой плоский «ПСМ» с навинченным глушителем.

– Свет зажги, – негромко сказал неизвестный.

– Что??

– Свет зажги, – повторил незваный гость.

Вспыхнула прикроватная лампа. Фома не знал, кто перед ним, но догадывался. Напряженное лицо, крепко сжатый рот, блестящие глаза, которые ничего не выражали, как торцевой срез глушителя.

– Рюмки давай.

– Что??

– Ты что, глухой? Ты же выпить хотел! Есть выпивка?

– Конечно, – Фома достал из шкафа рюмки, шоколадку и начатую бутылку виски. «Неужели проскочу?» – мелькнула неожиданная мысль. Он налил рюмки, почти не пролив.

Глушитель сделал повелительное движение снизу вверх.

– Давай вначале ты.

Фома молча выпил.

– За что пил?

– Не подумал, – ответил Фома.

– А надо думать, тебе немного осталось. Наливай. Теперь давай чокнемся! Я же обещал за тебя выпить, твой подарок дорогой распробовать. И знаешь, был соблазн на всякие предосторожности наплевать… Только я ребятам еще раньше пообещал и сдержал слово. А ты их на тот свет отправил. Я чудом уцелел. И с тобой пить не хотел, но раз обещал…

Боцман выпил.

– Ничего особенного. Давай ты!

– Мстишь за ребят? – мрачно спросил Фома. – Так я отчитаюсь. Лимон «зелеными» хватит.

– Мне наплевать на этих идиотов. И на твой лимон. Пей!

– Тогда ради чего?

– Ради принципов. Пей!

Эту рюмку Фома осилил с трудом: спиртное не шло в горло, он давился и залил себе весь подбородок и рубашку. Неужели всегда последняя рюмка так трудно пьется?

– Вот и все, – удовлетворенно сказал Боцман. – Формальности выполнены.

Он поднял удлиненное глушителем оружие, Фома закрылся растопыренной ладонью. Раздался слабый треск, остроконечная пуля вошла между пальцев, прошила Фоме лобную кость, и он опрокинулся на кровать. По привычке Боцман произвел два контрольных выстрела, которые никогда не бывают лишними, особенно когда пользуешься малым калибром.

Потом он положил на стол фотографию: счастливые Лебедь и Фома пьют за что-то хорошее на берегу океана. Наверное, за удачу, процветание и вечную дружбу. На обороте ровным, аккуратным почерком, видно, заранее, было написано: «Смерть списывает все долги»!

Алина поднялась через двадцать минут. Она плакала и ругалась, обвиняя соперниц в срыве съемок. Она еще не знала, что и полет в ОАЭ, и другие прелести ее сладкой жизни отменяются навсегда.

Фотографию многократно показали в криминальных новостях, напечатали в газетах, перепостили в интернете.

В малонаселенной камере следственного изолятора Лебедь рассматривал ее, стиснув зубы, выражение лица при этом не менялось, только желваки напряглись.

«Философ фуев… Кто-то научил сучонка… Даже написано не его каракулями… Никому верить нельзя…»

Сам он ждал освобождения. Стрелки сошлись на пропавшей уборщице, отпечатки которой в изобилии имелись на резиновых перчатках. На шприце и на бутылке, правда, их не было, но разве долго стереть потожировые линии? Все окружение босса подтвердило, что Боцман приходил редко и Лебедь относился к молодому человеку как к сыну: давал деньги, дарил рубашки к празднику, подарил дорогущий «Арманьяк», который сам собирался выпить. А вот почему затаила на шефа смертельную злобу молодая еще уборщица – оставалось для всех загадкой. Ведь, кроме добра, она от него ничего не видела…

* * *

Похороны Фомы Московского прошли не менее пышно и торжественно, чем похороны Буржуя. Их даже положили недалеко друг от друга на аллее, которую злобные циники называли «Порталом героев», а сотоварищи – «Аллеей братвы». Памятники здесь отличались монументальностью, были выдержаны в определённых, принятых в братских кругах тонах: чёрный мрамор, в полный рост, мужественность на лицах, подтянутость и атлетизм фигур. Снова съехались единомышленники со всего мира, снова перекрывали движение для кортежа из сотен люксовых машин, снова навалили гору венков с откровенными и честными надписями типа: «Фоме Московскому от Магаданской братвы», «Фоме от Карагандинских воров», «Фоме от братьев из Дубая»…