Тени черного волка - Данил Корецкий Страница 54

Информация о том, что господин Кулебякин успешно совмещает российское гражданство с пуэрториканским, не особенно меня удивило, только добавило неприязни к нему. В своё время заместителем секретаря Совета безопасности России был назначен российско-израильский гражданин, и это, вроде бы, никого не смущало – как будто ничего экстраординарного не произошло. Вот тогда я ещё подумал: «Бред какой-то!» А потом примеры второго гражданства чиновников размножились в геометрической прогрессии… Вполне возможно, что у Иуды уже есть и американский паспорт. Ну, или вот-вот появится. Когда мы с Эльвирой заговорили об этом, она пожала плечами:

– Ну, сейчас считается, что это не запрещено законом…

– Кем считается?! – нарушив свою обычную деликатность, взревел я и даже допустил несколько выражений, не принятых в приличном обществе. – Так можно договориться до того, что если он агент ЦРУ, то это тоже не запрещено законом!

Она засмеялась.

– Ты вечно доводишь все до абсурда!

– Я?!

Внешне Кулебякин ничего общего с одним из двенадцати апостолов, учеников Христа, не имеет и никак не оправдывает присвоенного псевдонима: ни тёмных кругов под глазами, ни впалых щёк, ни изнурённости тяжёлыми раздумьями, ни угрызений совести. Наоборот: килограммов двадцать избыточного веса, пальцы-сардельки с пятикаратником на левом мизинце, обтягивающий рыхлое туловище серый льняной костюм с тёмными пятнами пота на спине и под мышками. Хорошо известная российским телезрителям блестящая самодовольная физиономия с неестественно приподнятой левой бровью. Жирный подбородок, как медицинский шейный бандаж, без какой-либо многоступенчатости закрывая шею, переходит в безволосую грудь, создавая проблемы для соблюдения галстучного дресс-кода.

Жителям европейских цивилизаций, естественно, Кулебякин не известен, и, очевидно, комплексуя от этого безобразия, он парится в пиджаке, оставив на лацкане депутатский значок, который напрочь перечеркивает легенду Лики о том, что он ее продюсер. Хотя… Продюсирование при желании можно подтянуть к творческой деятельности, а заниматься ею закон не запрещает никому – ни депутатам, ни судьям, ни министрам! Досадно, конечно, что красивый флажок никому здесь не говорит о его избранности, исключительности и неприкосновенности. Но как по-другому показать свою элитарность? Обжираться икрой и лепить горчицей официантам на лоб стоевровые купюры? Старо и банально… К тому же и горчицы на столах нет… А главное, избалованные официанты, в отличие от лакеев эпохи царизма, такого не потерпят – зарядят кулаком в лоб, и иммунитет не поможет…

Впрочем, Иуда нашел выход и окружил себя отечественными избирателями, которые уважают его, считают хозяином, восторженно заглядывают в глаза и постоянно заходятся смехом от сальных шуток и анекдотов. Избирателей, точнее избирательниц, двое – длинноногие, высокие и тонкие модели, в его кругу называемые «вешалками». Имена, точнее прозвища, у них не такие мудрёные, как было принято в восьмидесятые-девяностые – Виолетта, Анжелика, Каролина, а простые, короткие, как выстрел, и легко выговариваемые: Мика и Лика. Имена, конечно, мало кого из клиентов интересуют, но, с другой стороны, надо же как-то отличать их друг от друга! С Ликой я днем беседовал на палубе для загара, она мне даже дала – пока только номер своего телефона, но просила сохранить наше общение в тайне, что я и делаю, отмечая, однако, про себя: Иуда умеет экономить – девушки не только атрибут шикарного времяпрепровождения, но и привычное уважительное окружение. Две функции за одни деньги!

Блондинка Мика-Мила, на самом деле Людмила Ивановна Крольченко, – соседка Лики-Вики по Дровяному переулку в Саратове. Обе в коктейльных платьях от Армани: тончайший узорчатый шелк, стразы, голые плечи, спины, ноги до середины бедер… Только Мика в черном, а Лика в голубом. Искусно наложенный макияж, тщательно уложенные волосы, лабутены, – кинозвезды, да и только! Когда неземные красотки под восхищенными взглядами мужчин танцуют в середине зала, извиваясь гибкими телами, как змеи, то никому не приходит в голову, что они большую часть жизни справляли нужду в дворовых сортирах, а зимой, да и по ночам, – в стоящее в сенях ведро…

И хорошо, что не приходит – в противном случае очарование растворится без следа, от красоты ничего не останется, потому что она, красота, вовсе не в глазах, а в мозгах – в умах и представлениях… И как только «кинозвезды» превратятся в провинциальных девушек из бедных семей, привыкших писать в помойное ведро, то не спасут ни платья за тысячи евро, ни туфли с красными подошвами, ни косметика Мейбеллин – королевы бала станут случайно попавшими во дворец золушками… Не вытравляемые из памяти картины происходящего в холодных сенях навсегда убьют модельно-эскортные карьеры подружек и резко собьют стоимость их тел, которые уже не будут казаться неземными и неимоверно притягательными…

Эх, девчонки, девчонки! Если бы не социально-политические катаклизмы, были бы вы добросовестными труженицами – продавщицами или официантками в своем Саратове, и хотя не ездили бы в круизы, за стоимость которых можно капитально отремонтировать ваши саманные хатенки и оборудовать их теплыми туалетами, но сохранили бы непорочность и девичью честь. И хотя ведро в сенях никуда бы не делось, но для всех местных кавалеров оно привычно и возлюбленную никоим образом не компрометирует…

Впрочем, пьяному Иуде все равно что жрать, что пить и кого трахать, хотя это «все равно» он заворачивает в понты, как дешевую конфету маскируют красивым фантиком. Обняв одной рукой за талию, он целует взасос сидящую справа Мику, а другой рукой в то же время пытается нащупать грудь Лики. Но… тщетно: то ли рука не изгибается так сильно, то ли размер маловат… Странно, конечно, в век победившего силикона. Зато острый длинный язычок, которым она виртуозно щекочет жирное красное ухо, вероятно, компенсирует отсутствие приличных «айрбэгов».

Гремит музыка, крутится на матовом стекле вихрь разгоряченных танцоров, а Иуда щупает девушек, нимало не стесняясь окружающих, обыденно и деловито, как рачительная хозяйка щупает куриц, определяя – собираются ли они нестись в ближайшее время… Уверен, он знает все впадины и выпуклости на поджарых телах, все эрогенные зоны и самые чувствительные точки… Хотя нет, не все. Он не знает, где находятся их точки послушания. А я их знаю, хотя даже пальцем не дотронулся до Мики, а Лике только пожал руку. Правда, все еще впереди…

Кулебякин расставил ноги, посадил Лику на одно колено, Мику – на другое, откинулся на спинку дивана, выпил очередную порцию виски и вытер губы тыльной стороной ладони. Честно признаюсь – омерзительное зрелище, хотя он, несомненно, ощущает себя арабским шейхом. Вообще-то, на фотографиях в жёлтой прессе Иуда всегда окружён целым гаремом модных дорогих гурий от ведущих сводников страны, так что сегодня он демонстрирует завидную умеренность, почти что аскетизм. Промежутки между танцами и обжиманиями он заполняет двадцатипятилетним «Чивас Ригал», запивая им солёный миндаль, а эскорт угощает золотой текилой «Дон Хулио» под корицу и апельсин.

Конечно, щекастая, потная, блестящая жиром рожа портит общее впечатление, и сейчас неплохо было бы замаскировать этот эффект, так дурной запах маскируют дорогим дезодорантом: словно на привычной для него тусовке, посадить рядом какого-нибудь скандально известного олигарха или аристократического вида высокопоставленного иностранца. Неслабо смотрелся бы за этим столиком красавчик Алан Чандлер, или, как его называет Кулебякин, – Алик, с которым они вместе любили зажигать в самых дорогих московских клубах. Но, увы, бывший третий секретарь посольства США, получивший красноречивый псевдоним «Поводырь», уже давно хандрил в чопорном, с кулебякинской точки зрения, Вашингтоне. Так что некому лоском и изысканностью манер компенсировать свинообразный вид и хамоватые повадки Иуды.