Мертвый сезон - Андрей Воронин Страница 52

– Про это я тебе и толкую, – мрачно подтвердил Завьялов. – Мое дело – сторона.

– Было, – поправил Глеб.

– А теперь что?

– А теперь надо искать выход из положения. Ты меня сдал, тебе меня и выручать. А я тебя выручу, понял?

– Нет, – сказал Костя, – не понял. Как ты меня выручишь, когда у тебя своих проблем вагон?

– Да очень просто, чудак. Перещелкаю этих ар, как в тире, вот и все проблемы. Покуда я жив, ты в относительной безопасности – не до тебя им, да и надежда имеется, что ты еще что-то полезное вспомнишь. В общем, Костя, решай быстрее. Мы и так с тобой здесь уже битый час торчим, как на витрине, у всего города на виду. Главное, пойми, что эта история просто так, сама собой не пройдет. Последствия будут обязательно, а какие – зависит от тебя. Либо тебя грохнут, либо московская братва будет тебе благодарна, одно из двух.

– Толку мне от этой благодарности...

– Не скажи. Когда братва тебе благодарна, это дорогого стоит. Лично я, к примеру, мог бы твои полотна в хорошую галерею пристроить и, главное, галерейщика заинтересовать, чтобы он тебе устроил нормальную раскрутку. Ты бы за месяц так поднялся, как на своей набережной за десять лет не поднимешься. А за год... За год станешь обеспеченным человеком со всеми вытекающими отсюда приятными последствиями. Только до этого светлого будущего дожить надо, а чтобы дожить, сейчас придется немного поработать.

– Все равно не врубаюсь, чем я могу тебе помочь, – мрачно заявил Завьялов. – Даже если бы и хотел... На что я годен с одной рукой?

– А от тебя ничего особенного и не требуется, – сказал Глеб. – Я собираюсь на недельку лечь на дно, потеряться, чтобы наши "друзья" немного успокоились. Тут, в городе, у них слишком много глаз и ушей – того и гляди, нарвешься на стукача. Уж, кажется, как я хорошо у Стаканыча схоронился, и то нашли, сволочи... Ну так вот, я тут себе нору присмотрел неподалеку. Хорошая нора, только без удобств. Зато снаружи ее не видать. Нашел, понимаешь, когда с аквалангом нырял. Короче, я несколько дней там посижу, а ты мне организуй одеяло какое-нибудь, подушку... Ну, пожрать чего-нибудь, натурально, выпить, сигарет...

– А на какие шиши? – возмутился Завьялов. Все-таки он был дурак и, пока Глеб говорил мирным тоном и не лез драться, не мог поверить в реальность нависшей над ним угрозы. А угроза действительно была, хотя Слепой в интересах дела ее несколько преувеличил. – У меня лавандоса – кот наплакал, воробей нагадил...

– Ты о деньгах, что ли? – небрежно спросил Глеб. – На, держи.

Он бросил на скатерть стопку купюр, свернутую в трубочку и перетянутую аптечной резинкой.

– Здесь тысяча баксов. Хватит и на жратву, и на выпивку, и тебе на чай что-нибудь останется.

В черных глазах Кости Завьялова вспыхнул и разгорелся мрачный, алчный огонек, и Глеб понял, что сделал верный ход. Завьялов был из тех, кто не любит рисковать, предпочитая синицу в руках журавлю в небе. Чтобы лишний раз подчеркнуть, как далеко до этого журавля, Глеб нанес заключительный штрих – грубоватый, но в данном конкретном случае показавшийся ему вполне уместным.

– Как закончу со здешними делами, – сказал он, рассеянно посасывая сигарету, – непременно отзвонюсь пацанам и расскажу, что есть тут такой геройский парень – Костя Завьялов. Скажу, чтоб бабок тебе заслали побольше за твое хорошее поведение.

– А до сих пор ты им, что ли, не звонил? – подозрительно спросил Костя.

Глеб мысленно усмехнулся: все было ясно, бородач сделал свой выбор.

– Что ты! – воскликнул Слепой. – Я же типа на нелегальном положении, мобилу отключил и спрятал подальше, чтоб искушения не было. Не дай бог, звонок отследят!

– Да, – сочувственно сказал Завьялов, – это верно. Про это я как-то не подумал.

– А надо думать! – с ненужной значительностью произнес Глеб. – Надо, Костик! Ты теперь во взрослые игры играешь, понял? Дать тебе, что ли, ствол?

– Это еще зачем?

– Ну, мало ли! Говорят, в хозяйстве и пулемет пригодится. Тем более у тебя одна рука. Нет, ты извини, но, как вспомню тот вечер, удержаться не могу – хохочу, как больной. Как ты навернулся! Жалко, сам себя со стороны не видел. Ну, все, все, – поспешно добавил он, заметив, как нахмурился его собеседник при воспоминании о том вечере, который ему вряд ли показался таким уж веселым. – Извини, это я так... Нет, правда, смешно получилось! Помнишь "Приключения итальянцев в России"? Как он там: не надо, мол, я сам... И ногой по колонне – хрясть!

– Да уж, – промямлил Завьялов, – уж куда смешнее... Слушай, мне работать пора.

– Ну да, ну да, – спохватился Глеб, – конечно. Короче, Константин, вот тебе волына – в смысле, ствол, – напустив на себя заговорщицкий вид, он передал Завьялову под столом завернутый в полиэтиленовый пакет револьвер Гамлета. – Ствол чистый, маслят полный барабан. Если заметишь, что за тобой следят, замани в укромное местечко и мочи без разговоров. Короче, сделаешь вот что. Завтра... нет, лучше послезавтра соберешь, что я тебе сказал, и отвезешь за город. Там на берегу есть одно местечко – может, знаешь, такой маленький пляжик за мысом, недалеко от развалин старого маяка...

– Ну, знаю, – буркнул Завьялов, здоровой рукой ощупывая сквозь пакет револьвер. – Далековато по жаре тащиться!

– А ты такси возьми, – посоветовал Глеб. – Тогда пешком всего с полкилометра получится – правда, по камням... Смотри, ноги себе не переломай! А то есть у тебя такая привычка – падать на ровном месте. Продукты и тряпки положишь в новый пакет и хорошенько завяжешь – скотчем заклей, что ли... Мне его под водой тащить, понял? Да днем не ходи, вечером, часов в десять, не раньше, чтоб стемнело уже. Положи пакет под камешек и проваливай, меня не жди. Все понял или тебе на бумажке записать? Место не перепутаешь?

– Не перепутаю.

– Ну и молодец. Все, счастливо тебе, партнер. Иди, иди, за пиво я заплачу.

Завьялов встал и вышел из кафе. Некоторое время Глеб смотрел ему вслед, а потом расплатился с подошедшей официанткой и отправился в ближайшее почтовое отделение. Здесь он составил и отправил в Москву телеграмму следующего содержания: "Устроился отлично встретился друзьями приступаю активному отдыху целую Федор".

Он знал, что еще до наступления вечера эта телеграмма ляжет на стол генералу Потапчуку, и очень надеялся, что Федор Филиппович отреагирует на нее незамедлительно.