Сахара - Клайв Касслер Страница 48

Его раздумья прервал Джордино:

– Ты, кажется, упоминал, что женщина, с которой ты познакомился в Египте, собиралась в Мали?

Питт кивнул:

– Она в группе врачей и ученых Всемирной организации здравоохранения ООН. Вылетела в Мали исследовать странную эпидемию, разразившуюся в деревнях пустыни.

– Жаль, что ты не можешь назначить ей свидание, – ухмыльнулся Джордино. – Сидел бы сейчас под луной на песочке, обняв ее и нашептывая на ушко о своих приключениях.

– Если ты думаешь, что именно этим можно разогреть ее страсть, то ошибаешься.

– Чем же ты еще можешь развлечь эту геологиню?

– Она биохимик, – поправил его Питт.

Внезапно выражение лица Джордино стало серьезным.

– А тебе не приходит в голову, что она и ее приятели-ученые, может быть, ищут тот же токсин, что и мы?

– Именно эта мысль меня и тревожит.

В этот момент из каюты-лаборатории высунулся Руди Ганн, усталый, но ужасно довольный.

– Эврика! – торжествующе объявил он.

Джордино непонимающе посмотрел на него:

– Какая еще Эрика?

Руди фыркнул, но улыбаться не перестал.

Питт понял все с полуслова.

– Ты все-таки вычислил ее! – возбужденно воскликнул он.

– Неужели ту заразу, что порождает красные волны?! – заволновался Джордино.

Ганн скромно кивнул.

Питт захлопал в ладоши:

– Мои поздравления, Руди. Браво!

– Я уж совсем было хотел завязать с этим делом, – признался Ганн. – Помогла моя собственная небрежность. Я ведь пропустил через газохроматограф сотни проб воды и уже не так часто заглядывал внутрь, как полагалось. Когда же наконец глянул на результат, то обнаружил в одной из проб присутствие кобальта. Я был потрясен, увидев металл среди синтетических органических загрязнителей, и проследил его путь в газохроматографе. После кропотливых часов экспериментов, модификаций и проб я выделил неизвестный органометаллический компонент, представляющий комбинацию видоизмененной синтетической аминокислоты и кобальта.

– Какая-то тарабарщина, – пожал плечами Джордино. – Что еще за аминокислота?

– Это то, из чего состоит белок.

– Как же это попало в реку? – спросил Питт.

– Не знаю, – ответил Ганн. – Хотя могу предположить, что эта синтетическая аминокислота сбрасывается в верховьях реки вместе с химическими и ядерными отходами какой-то лаборатории, занимающейся биотехнологией и генной инженерией. Представляется маловероятным, что они естественным путем превратились в этот жуткий загрязнитель. Думаю, что они сформировались в каком-то одном месте.

– Так они могут затопляться вместе с ядерными отходами?

Ганн кивнул:

– В образцах воды я обнаружил слишком отчетливые следы радиации. Это всего лишь часть общего загрязнения, не имеющая отношения к состоянию нашего возбудителя, хотя определенная связь и имеется.

Питт не ответил, вновь посмотрев на экран радара. Отметина на нем, указывающая канонерку, свидетельствовала о том, что преследователи по-прежнему держатся за пределами видимости и даже немного отстали. Он повернулся, выискивая в небе истребители. Те по-прежнему лениво бороздили небеса, держась в отдалении от «Каллиопы». На протяжении следующих нескольких километров река расширялась, и он потерял из виду бронемашины.

– Наша работа сделана только наполовину, – сказал он. – Следующая задача – определить, в каком месте токсины поступают в Нигер. Малийцы, похоже, не торопятся нас беспокоить. Поэтому продолжим наше исследование выше по реке и попытаемся установить это, пока к нам не начали ломиться с парадного хода.

– После того как наши передающие системы накрылись, каким образом мы сообщим сведения Чэпмену и Сэндекеру? – спросил Джордино.

– Я что-нибудь придумаю.

Ганн без колебаний доверился Питту. Молча кивнув, он удалился в свою лабораторию.

Питт передал штурвал Джордино, а сам растянулся на палубе на матрасе под навесом кокпита, чтобы немного поспать.

Когда он проснулся, оранжевый шар солнца на треть уже скрылся за горизонтом, но воздух казался градусов на десять теплее, чем днем. Быстрый взгляд на радар показал, что канонерка продолжает тащиться за ними, а патрулирующие небо истребители исчезли – скорее всего, ушли на базу на дозаправку. Нахально себя ведут, решил Питт. Малийцы, должно быть, полагают, что добыча у них в кармане. Почему же, однако, истребители удалились, не оставив взамен другого звена? Когда Питт встал, потягиваясь и разминая плечи и руки, Джордино протянул ему кружку кофе:

– Держи, это тебя взбодрит. Добрый египетский кофе с осадком.

– Сколько же я проспал?

– Ты был мертв для остального мира чуть меньше двух часов.

– Мы уже прошли Гао?

– Этот городишко остался в пятидесяти километрах позади. Ты бы видел, как мы прошли мимо плавучей виллы, с палубы которой целая стая красоток в бикини посылала мне воздушные поцелуи!

– Не морочь мне голову.

Джордино обиделся:

– Слово скаута! Это был самый шикарный из плавучих домов, которые мне когда-либо попадались на глаза.

– Руди все еще отмечает высокий уровень токсичности?

Джордино кивнул:

– Он говорит, что концентрация усиливается с каждым пройденным километром.

– Значит, приближаемся.

– Он полагает, что мы почти в точке.

В то же мгновение что-то сверкнуло в глубине глаз Питта, внезапный проблеск, почти видимое отражение чего-то мелькнувшего в мозгу. Джордино всегда чувствовал, когда Питт покидал реальный мир и уносился мыслями в неизвестном направлении. Немигающие зеленые глаза с расширившимися зрачками уже не реагировали на окружающее, перед ними возникали иные видения...

Выдержав паузу, Джордино осторожно коснулся плеча друга:

– Эй, лунатик, не спи, замерзнешь.

Питт несколько раз моргнул и вернулся на землю.

– Просто вспомнил о том ублюдке, ниже по реке, который хотел захватить «Каллиопу» для своих пьяных оргий.

– И ты представил себе вожделенный блеск в глазах Казима?

Питт загадочно улыбнулся.

– Скорее, мрачную картину крушения его ожиданий.

* * *

Незадолго до заката их снизу окликнул Ганн:

– Мы вышли в чистые воды. Мои приборы больше не фиксируют источник загрязнения.

Питт и Джордино тут же завертели головами, осматривая берега. Река в этом месте текла под небольшим углом с северо-запада на юго-восток. Не было видно ни деревеньки, ни прибрежной дороги. Взор упирался только в пустынную равнину, раскинувшуюся на все четыре стороны горизонта.