Колумбийская балалайка - Александр Логачев Страница 47

Астремадурас закурил. С огромным удовольствием. Потому что уже поел и выпил предвечерний кофе. До конца рабочего дня четыре часа, так что еще одна порция маисовых лепешек будет только кстати. День выдался обыкновенный, легкий. Его орлы патрулировали улицы, занимались расследованиями, проводили следственные эксперименты и тащили в камеры подозреваемых. Он сидел на своем месте, за своим столом и думал. В комнате, отделенной от общего помещения прозрачной стеной, вместе с ним еще находился детектив Кастилио — тот корпел над отчетом об облаве в борделях, которую они, Астремадурас и Кастилио, сейчас проводят в соседнем квартале.

Все шло просто замечательно, пока с той стороны прозрачной стенки не раздались крики и не показался Агустино в сопровождении женщин. Агустино и его женщины, размахивая руками, кричали на дежурного полицейского, который пытался не допустить их к начальнику, и быстро продвигались к своей цели.

Второй человек в полицейском участке тяжело вздохнул. Из всех его ста пятидесяти килограммов улетучилось легкое и радостное предчувствие спокойного окончания рабочего дня. Сигара потеряла свой вкус.

Агустино — это вам совсем не тот, кого вы были бы рады видеть чаще, чем раз в столетие, на вверенном вам участке. С Агустино никогда не входили под ручку приятные известия и предвкушения хорошего. Наоборот, за ним следом неизменно врывались проблемы и несчастья, рассаживались по лавкам и распадались только с уходом Агустино.

И дьявол бы с ним, но угораздило же их когда-то учиться в одной школе. И более того — жить на одной улице, через дом. А самое скверное — Агустино знал много позорных подробностей из детства второго человека в полицейском участке города Ла-Пальма.

И теперь, расплачиваясь за его молчание, Астремадурас вынужден был возиться с Агустино, спасать от тюрьмы и от общественных работ. Спасать многие годы, не реже двух раз в месяц. Как хотел бы Астремадурас сплясать джигу на крышке гроба Агустино, а вместо этого приходилось встречаться с ним, живым, после каждых петушиных боев. В эти дни его приводили или приносили в полицейский участок. И оказывалось, что бои вновь омрачены преступлением. Или застрелен, а то и отравлен петух, или ранен человек, или учинена драка, или совершен поджог. Вместе с отчетом о преступлении доставляли Агустино.

Но сегодня петушиных боев не было. А Агустино объявился. Да еще под вечер. Он вломился в комнату, чуть не сорвав с петель дверь и напугав детектива Кастилио. Две женщины — обеих Астремадурас узнал — не отставали от своего мужчины.

«Хорошо сейчас моим ребятам на улицах, загнали машину в тенек и потягивают пиво за неторопливыми разговорами о мордобое и женщинах», — успел позавидовать Астремадурас. Успел прежде, чем Агустино добрался до его стола, уперся в край тощими бедрами и завис над бумагами, телефоном, чашкой из-под кофе и тарелкой с лепешками, накрытой другой тарелкой. Прежде чем он начал говорить, пытаясь при этом дотянуться непрестанно шевелящимися пальцами до живота второго человека в полицейском участке.

— Звони министру, Астремадурас! — кричал Агустино. — Поднимай гвардию! Собирай газетчиков! Срочно звони министрам! Энрике пропал!

Приведенные Агустино женщины, обе в черных платках, взвыли и заголосили, будто на похоронах. За спинами этой троицы разводил в стороны руки дежурный полицейский. Детектив Кастилио за соседним столом расстегивал кобуру. И тогда Астремадурас сделал то, что в свое время позволило ему стать вторым человеком в полицейском участке. Он встал, ухватился за края стола, тяжелого стола из тиса, и поднял его перед собой, оторвав от пола все четыре ножки. Подержал и опустил, сотряся комнату от половиц до люстры. Тарелка, прикрывавшая маисовые лепешки, подпрыгнула и съехала на столешницу. А люди умолкли и застыли. Астремадурас вытянул вперед толстый палец.

— А теперь, Агустино, докладывай по порядку.

И сел на свой стул.

И Агустино заговорил нормально. Он без воплей и завываний рассказал о том, что его брат Энрике позавчера вечером повез иностранных туристов на своем катере на морскую прогулку. И не вернулся до сих пор. И о туристах ничего не слышно. Впрочем, как о них услышишь, когда неизвестно, кто они и где проживают. Одного туриста видела жена Энрике (всхлипнула женщина постарше, стоящая по левую руку от Агустино), тот приезжал на машине. Но Энрике успел сказать ей, что кататься собирается целая компания, и следующим утром, в крайнем случае к полудню, должны вернуться. А прошло уже двое суток, Астрема..! А? Еще что? Еще Энрике успел похвастаться — тот, на машине, заплатил хорошо, не торгуясь. Он, Агустино, только что из порта, где спрашивал о брате. Энрике не возвращался, и никто из выходивших вчера и сегодня в море не видел его катер «Виктория». «Мы все очень, очень обеспокоены, — закончил Агустино. — Жена Энрике, я и моя жена». (Теперь пустила слезу женщина по правую руку от брата Энрике.)

«Почему ты обеспокоен, как детеныш пумы, потерявший пуму, я догадываюсь, — подумал Астремадурас. — Энрике кормил и содержал тебя и твою жену. Ты только и умеешь, что проигрывать на петушиных боях деньги брата».

— Кто он по национальности? На каком языке говорил? — спросил Астремадурас у жены Энрике.

Та ответила, что видела незнакомца из окна, он ей показался похожим на араба. Говорили по-английски, ее Энрике знал много английских слов, не первый день туристов возит. Но они не столько говорили, можно сказать, что почти и не говорили, а все больше размахивали руками, лупили друг друга по плечам или рисовали палкой на песке арабские цифры. А арабы, известно, террористы. Взять сирийца Али с их улицы, торговца керосином…

— Все! — Астремадурас вскинул руку. — Ясно. Почему бы вам не пойти домой и не подождать еще?

— А если его надо спасать?! — вскричал Агустино. — Если срочно? Если он тонет в волнах, держась за обломок доски?

— А я-то тут при чем? — Астремадурас сложил ладони лодочкой, затряс ими перед грудью. — При чем тут детектив Кастилио? При чем тут полиция? Что, у нас своих дел мало? Вот! — Он подхватил со стола сегодняшнюю сводку. — Два малолетних наркомана порезали друг друга в баре «Розетта», одного откачать не удалось, а второй ничего путного не говорит, только хихикает и пытается ухватить детектива Кастилио за нос, правда, Кастилио? Дознаваться надо? Надо! — Листок со сводкой полетел на пол. — Или! Ограбление с попыткой изнасилования сеньоры Гаруччо в переулке Тирасо. Изнасилование не получилось — в смысле у преступника не получилось, — но сумочку с зарплатой он отобрал. Искать надо? Надо! — На пол полетел очередной листок. — Или вот! В дешевой гостинице утром обнаружен труп неизвестного мужчины, которого третьего дня за-пытали до смерти! Представляешь? Его пытали! Почти в центре города! Никто ничего не слышал, его нашли только вчера, и то случайно… А при нем ни документов, ни денег, записался под фальшивым именем, говорил вроде бы с кубинским акцентом… И больше про него неизвестно ни-че-го! Разбираться надо? Надо! — Еще один листок присоединился к компании отброшенных. — Дальше. Какой-то кретин вызвал полицию: проститутка — прошу прощения, дамы, — отказалась удовлетворять его противоестественным способом, и он захотел, чтобы полиция за это привлекла ее к ответственности! — Листок. — Три уличные драки! — Листок. — Пять краж! — Листок. — Два вымогательства! Притоны, облавы в борделях! — Вся пачка сводок полетела на пол. — И все это на моей больной шее! — Для убедительности Астремадурас похлопал себя по мясистому загривку, потом сложил указательный и большой пальцы левой руки щепоткой и оставшимися пальцами потряс перед лицом Агустино: — Кто, скажи мне, кто будет расследовать все эти преступления?!.