Обратный отсчет - Олекса Белобров Страница 46

Впрочем, представления на большинство раненых и погибших из состава четвертой роты все-таки просочились сквозь сито политотдела. Ордена Красной Звезды посмертно получили все погибшие, а старший прапорщик Ошейков, лейтенант Редькин и целая плеяда срочников: Лом, Болгарин, Мурьета, Соболь, Христофор Бонифатьевич, Шишка, Будяк, Соколиный Глаз и еще кое-кто получили свои награды уже в госпиталях. С Арой вышел конфуз — Монстр из личной неприязни ко всем армянам вообще категорически отказался подписывать ему представление на орден, завизировав бумажку лишь тогда, когда орден заменили медалью «За отвагу». Такая же награда досталась и Сашкиным спасителям — Зверобою с Еремой. И хоть парни были достойны много большего, с логикой Михалкина спорить не приходилось.

Легендарные ротные персонажи — Шаман, Колун и младший сержант Кувалдин, которого после ранения из банального Кувалды перекрестили в проворного Добермана из-за «купированного» уха — также получили популярную среди срочников «За отвагу». Лейтенант Воронов, подорвавшийся на БМП, когда летел сломя голову на помощь Хантеру, получил всего лишь «За боевые заслуги». «За разгильдяйство» — лаконично резюмировал начальник политотдела, по сведениям, просочившимся из штаба соединения.

Оставшиеся — их было семь человек, в том числе и Кузнечик, — по-настоящему отважно воевавшие, получили от командования по «дежурной» медальке «За отличие в воинской службе», да еще и второй степени.

За радистом Куликом нашлась серьезная «провинность» — он постоянно находился рядом со старшим лейтенантом Петренко. Отсюда вывод: награждая одного, надо награждать и другого. Поэтому Михалкин подписал представление на орден Красной Звезды для Кулика только тогда, когда из 385-го окружного госпиталя Приволжского округа пришло сообщение о том, что Хантер убыл в отпуск по состоянию здоровья…

Не обошлось и без форменного скандала — представление на орден старшему лейтенанту Дубяге, «отважно воевавшему» на Сашкиной должности, завернула военная прокуратура. Не выгорело с награждением и у Пол-Пота — Монстр «зарезал» его за скверный характер и непроверенные доклады в ЦБУ армии.

Зато контрик Иванов за свой «героический» полет вертушкой, чтобы допросить опасного иностранного шпиона, агента всех разведок по кличке Хантер, оторвал себе орден «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» третьей степени, а «специалисты по художественному стуку», комсомоленок Маклаков и псевдосапер Гена Щуп, провертели дырки на куртках под Красную Звезду каждый.

В оправдание Монстра можно было сказать только одно — себя он оставил без наград, а гвардейская отдельная десантно-штурмовая бригада, пожертвовав десятками лучших бойцов, удостоилась цельного Почетного Вымпела министра обороны СССР, отныне навеки сберегаемого рядом с Боевым Знаменем гвардейского соединения…

Выпили не чокаясь за тех, кто погиб. Помолчали.

Затем Лесовой поведал о том, как аукнулась неожиданная публичная известность старшего лейтенанта Петренко в бригаде. Идиотское интервью, взятое у Хантера телезвездой Пищинским и вошедшее в очередной афганский репортаж в программе «Время», было воспринято совершенно правильно. Десантники хохотали, как дети, глядя на то, как старлей откровенно валяет ваньку и разводит надутого Пищинского. Однако у Почтальона Печкина и его подручного Пол-Пота неожиданная всесоюзная известность, свалившаяся на их подчиненного, вызвала ревность.

Ну а статья «Никому не нужный старший лейтенант» породила эмоции совсем иного порядка. Михалкину с Ивановым основательно намылили холку во Дворце Амина, и оба вернулись из Кабула, как побитые псы. А через неделю в четвертой роте появился новый замполит, «заочно» принявший у старшего лейтенанта Петренко дела и должность.

Между тем в бригаде начали распространяться «проверенные» слухи о том, что, мол, у Хантера могущественная «волосатая рука» в Москве, ему приписывали высокие связи чуть ли не в Кремле, ГлавПУре и министерстве обороны. Но прошло две недели, и шумиха поутихла — перед бригадой стояли серьезные задачи, шла война.

Капитан Лесовой, поговорив с офицерами десантно-штурмового батальона, в который перевели его бывшего замполита, убедился в том, что Монстр уже успел побывать там и вылить пару ведер помоев на Хантера. Мол, свалился на вашу голову некий Петренко, ни черта не умеющий и ни на что не годный, кроме склок, которые он вечно затевает, прикрываясь родственными связями жены в Белокаменной.

Ротный, как мог, развеял этот паскудный миф, но осадок, надо полагать, остался. Уже на месте, что называется с колес, предстояло Хантеру устанавливать контакты с личным составом роты, заново завоевывать авторитет и доказывать всем — от последнего рядового-срочника до самого капитана Темиргалиева, — что характера ему не занимать, а в военном деле рубит не хило…

— Еще раз спасибо, ребята, — сказал Александр, как только ротный умолк. — Монстр наш — вроде щуки в реке, не дает нам, карасям, расслабиться, держит в тонусе. Ну что ж, будем работать!..

Спать улеглись уже под утро. После завтрака офицеры четвертой роты направились в подразделение, а Хантер на попутном БРДМ [48]отправился к новому месту службы.

Выехали с нарушениями, не дожидаясь колонны или хотя бы второго бронеобъекта. Впрочем, марш обещал быть недолгим — каких-то двадцать километров, а если напрямик по карте — вообще четырнадцать.

Хантеру, однако, было не по себе — никакого оружия, кроме ножа-медвежатника, подаренного отцом Кулика, при нем не было. Кишлаки, которые оставлял позади одинокий БРДМ, выглядели далеко не мирно, хотя всего в нескольких километрах отсюда располагался крупный советский гарнизон. Больше того, в этой провинции Афганистана центральная власть контролировала всего один уезд из двенадцати.

— Не нравится мне все это! — оглядывая окрестности, недовольно заметил командир БРДМ, молодой прапорщик. — Ханумок и бачат [49]на улицах не видно. Ни тебе царандоевцев, ни сорбозни! [50]— кивнул он на полупустые улицы, по которым неторопливо катила боевая машина. — А ты чего без оружия? — неожиданно спросил прапор. — Заменщик, что ли, только из Союза?

— Из Союза, — подтвердил Хантер, — только не по замене, а из госпиталя…

Он хотел добавить еще что-то, когда по броне молотками заколотили пули. Ухо мгновенно уловило характерный звук работы духовского ДШК.

— Гони! — гаркнул прапорщик механику-водителю, а сам нырнул в башенку к пулеметам. Хантеру, слегка растерявшемуся с отвычки, ничего не оставалось, как спрятаться за башенку с противоположной стороны, расчерепашившись в позе эдакого милитаризованного цыпленка табака. Оба пулемета БРДМ ответили нападающим сосредоточенным огнем. В воздухе, несмотря на быстрое движение и встречный ветерок, знакомо и тревожно запахло горелой оружейной смазкой и порохом.