Крымский оборотень - Александр Тамоников Страница 46

Офицер опять помолчал, затем подошел к двери, открыл ее и сказал несколько слов по-немецки. В кабинет вошли два солдата.

– Так это… – испуганно произнес Никита, умоляюще глядя на офицера. – Куда же теперь? Мы договорились или не договорились?

Офицер ничего не ответил, он даже не взглянул на Филиппова. Солдат тронул Никиту за плечо, и тот с замершим сердцем шагнул через порог. Куда его сейчас поведут? Неужто расстреляют? Неужели он не убедил офицера в своей готовности сотрудничать с немецкой властью?

Его отвели обратно в сарай. Почему обратно в сарай? Что с ним собираются делать дальше? Почему офицер не ответил на последние вопросы Никиты и даже не взглянул в его сторону? Все было неясно, тревожно, томило душу…

В сарае находились несколько человек из числа арестованных ночью.

– Ну, как? – стали они задавать вопросы Никите. – Ну, что?

Филиппов ничего не пожелал отвечать и лишь удрученно махнул рукой. Да и что он мог ответить? Рассказать о том, что он предложил немцам свое сотрудничество? Так ведь о таком не говорят…

Никто его не трогал до самого вечера. Других уводили, кого-то приводили назад, а о нем будто забыли. И лишь когда совсем уже стемнело, в сарай вошли два каких-то человека с фонарями, причем, судя по одежде, не немцы, а похожие на полицаев.

– Ты! – посветили они в лицо Никите. – Вставай и следуй за нами!

– Куда? – испуганно спросил тот.

– Туда, куда заслужил! – хмыкнул один из полицаев. – Пошевеливайся!

Его отвели в какое-то здание неподалеку от сарая – не в то, в котором он разговаривал с офицером, а в другое, провели по почти непроницаемо темному коридору и затолкнули в какое-то помещение. Помещение оказалось плохо освещенной комнатенкой со столом, несколькими стульями и неким подобием клеенчатого дивана. На диване сидел человек в штатской одежде. Он взглянул на Никиту без всякого, казалось бы, интереса.

– Покурите за дверью, – по-русски сказал человек полицаям и взглянул на Никиту: – А ты присаживайся рядом. Побеседуем…

Филиппов осторожно опустился на краешек дивана. Какое-то время человек смотрел на Никиту и ничего не говорил. Взгляд у него был тяжелый и холодный.

– Значит, желаешь потрудиться на благо великой Германии? – произнес, наконец, мужчина, и в его голосе ощущалась то ли холодная ирония, то ли презрение.

– Так ведь… – нерешительно развел руками Никита. – Получается, что так.

– Ну-ну, – сказал мужчина и хмыкнул: – Труженик и стахановец…

– Вы что же, русский? – не удержался от вопроса Никита.

– Будешь звать меня Белый, – сказал мужчина, не отвечая напрямую на вопрос. – А тебе придумаем имечко чуть позже. Значит, слушай и запоминай. От меня ты будешь получать задания и держать отчет также будешь передо мной. Уяснил?

– Да, – кивнул Никита. После таких слов собеседника он слегка приободрился, так как понял, что расстреливать его не будут. Наоборот, речь шла о его сотрудничестве с немцами. Похоже, дело было на мази.

– Я же буду выдавать тебе зарплату, – сказал мужчина.

– Какую зарплату? – не понял Никита.

– Немецкую, – усмехнулся Белый. – Какую же еще? Немцы – народ аккуратный. Платят исправно. Так что давай, зарабатывай немецкие трудодни, – мужчина опять усмехнулся.

– А платят – чем? – спросил Никита.

– Немецкими деньгами, – равнодушно произнес Белый. – А особо ценным кадрам так и золотишком. Но это еще надо заслужить – как деньги, так и золотишко. А не заслужишь, то и в расход недолго. Тут тебе не колхоз «Светлый путь».

– Да, конечно, – сказал Никита. – Я понимаю…

– Понятливый, – желчно усмехнулся Белый. – Это хорошо. Тогда вникай дальше. Немцам нужен результат. Ты понял? Будет результат – будут тебе и деньги, и золотишко. Не будет результата… Ну, я тебе уже об этом говорил. Самолично тебя и кокну. Или – скажу тем ребятам, которые курят за дверью. Они это мигом… Для того их и держим.

– А результат – это что? – спросил Никита.

– Поймали твоими стараниями подпольщика – вот тебе и результат, – пояснил Белый. – Навел на партизанский след – тоже результат.

– Понятно.

– А коль понятно, то зачем спрашиваешь? – недовольным голосом спросил Белый и потянулся. – Теперь вот еще что. Станешь врать – кокнем. Попытаешься играть в игру «и вашим, и нашим» – тоже схлопочешь пулю. Без всяких промедлений. Как говорили советы – без суда и следствия. Бывали такие хитрецы, да где они сейчас? Так что ты учти.

– Учту, – хриплым голосом пообещал Никита.

– Тогда – садись за стол, бери бумагу и ручку и пиши, – лениво произнес Белый и еще раз потянулся.

– Что писать? – не понял Никита.

– Подписку о сотрудничестве, что же еще? – глянул на него Белый. – Письмо своей любимой ты напишешь и без меня. Значит, я диктую, а ты пиши. Давай…

И Белый стал диктовать текст подписки. Когда дошло до прозвища, которое отныне должен был носить Никита, диктант застопорился.

– Телегу придумай себе сам, – сказал Белый.

– Какую телегу? – не понял Никита.

– Ну, прозвище…

– Улыбка, – после некоторых раздумий сказал Никита.

– Почему Улыбка? – глянул на Филиппова Белый.

– Говорят, улыбаюсь я красиво, – пояснил Никита.

– Ну, пускай будет Улыбка, – хмыкнул Белый. – Улыбайся и дальше.

Подписка была написана, Белый взял бумагу и внимательно ее прочитал.

– Теперь ты у товарищей немцев на надежном кукане, – сказал он. – Если эта бумажка когда-нибудь попадет к большевикам…

– Где они, те большевики! – махнул рукой Никита. – Были да кончились!

– В городе они, – сказал Белый. – Называются партизанами и подпольщиками. А теперь слушай и вникай. Для начала тебе надо себя зарекомендовать. Показать немцам, а заодно и мне, какой ты есть ценный кадр. Предоставь им ценные сведения. Например, о подпольной организации. Раздобудь и преподнеси. Вот это будет дело! Немцы это любят.

– Да, вы мне это уже говорили…

– Ну, так говорю еще раз, чтобы ты получше запомнил. А теперь запомни вот еще что. Сюда не приходи. Через неделю я найду тебя сам. Явлюсь ночью к тебе домой. Один живешь или с кем-то?

– Один.

– Вот и живи один. И жди меня в гости. А теперь ступай. Эй! – свистнул Белый, и в дверь просунулась голова одного из полицаев. – Пропусти, пускай идет! Я его отпускаю!

– Наш, значит, человек? – оскалился полицай.

– Не твое дело! – огрызнулся Белый. – Выполняй команду!

– Яволь, – лениво ответил полицай.

Так Никита оказался на свободе. А очутившись на свободе, он задумался, что ему делать дальше. Теперь он был немецкий агент Улыбка, и с этим приходилось считаться. Может, ему убежать из города? Но куда? Немцы – народ дотошный, они везде найдут. Да и этот Белый сказал предельно ясно: вздумаешь обманывать – схлопочешь пулю. Нет уж, лучше не рисковать. Податься к партизанам? А подписка о сотрудничестве? Вдруг тот же Белый возьмет, да и подсунет ее подпольщикам или тем же партизанам – в отместку за то, что Никита сбежал? И что тогда? А тогда ему уготована все та же пуля, но уже от партизан или подпольщиков. Хоть так, хоть этак, а итог получается один. И что же ему делать? Остается одно – добросовестно работать на фашистов. Тем более что Белый обещал за это платить. Говорил, что даже – золотом. За золото почему бы и не поработать? А там, глядишь, и война закончится, и как бы она ни закончилась, кто бы в ней ни победил, а золото при любой власти золото. С золотом не пропадешь.