Последняя роль - Фридрих Незнанский Страница 45

— Ни черта вы не вправе, — оборвал его излияния Александр Борисович. — Остановите машину!

Шиманов дал знак водителю, и тот припарковал «мерседес» у обочины.

— Один вопрос, — сказал Шиманов, когда Александр Борисович уже взялся за дверную ручку. — Убийство Данилова было необходимостью?

Турецкий оцепенел.

— С чего вы… взяли? — выговорил он, наконец. — С чего вы взяли, что это дело моих рук?

Илья Сергеевич удивленно приподнял бровь.

— Это что, шутка?

— Это не шутка, — ответил Турецкий, пристально глядя в глаза Шиманову.

Тот поморщился.

— Александр Борисович, давайте не будет играть в кошки-мышки. Вы прекрасно знаете, что мои люди вели за вами наблюдение.

— Вы хотите сказать, что они видели, как я…

— Ну да, — кивнул Шиманов. — К сожалению, они не успели вас остановить. А может быть, и к счастью — смотря по обстоятельствам. В вас словно бы бес вселился, так мне доложили. Признаться, я был очень удивлен. Не думал, что вы способны на такое. Данилов мне не нравился, это факт. Я и сам подверг его… как бы это помягче… процедуре дознания. Но убивать…

Илья Сергеевич нахмурился и удрученно покачал головой, оставив при этом фразу незаконченной.

Турецкий выслушал его очень внимательно. Брови бывшего «важняка» сошлись на переносице.

— Ваши люди обманули вас, — сказал Александр Борисович, с трудом выдавив улыбку. — Я не трогал Данилова. Допускаю, что они приняли за меня другого человека.

Шиманов усмехнулся и покачал головой.

— Это исключено. Александр Борисович, вам незачем это скрывать. Я не собираюсь идти в милицию. Если вы разделались с Даниловым, значит, у вас были на то веские причины. Я просто хочу знать, какие именно?

— Еще раз повторяю вам, я не трогал Данилова! — крикнул Турецкий. — И закончим этот разговор.

Александру Борисовичу вдруг стало душно, он открыл дверцу и выскочил на улицу.

— Глупо, — сказал ему вслед Шиманов. — Очень глупо. И непредусмотрительно!

Турецкий его не слушал. Он быстро шагал по тротуару по направлению к гостинице. Перед глазами у Турецкого висела желтая пелена. В ушах звучал вкрадчивый голос Шиманова: «В вас словно бес вселился… Зачем было его убивать?»

— Я не убивал… — бормотал Турецкий, шагая вперед и не замечая луж. — Не убивал… Только не я…

Внезапно он остановился возле витрины магазина и посмотрел на свое отражение. В душе у Турецкого, впервые за многие месяцы, зашевелился страх.

39

Доктор Немченко был невысоким, кряжистым стариком с широким, красным лицом и багровым носом. Белый халат сидел на нем, как на корове седло. Внешне Немченко был больше похож на колхозного ветеринара, усердно закладывающего «за воротник», чем на врача-психиатра.

— Итак, симптоматика мне понятна, — сказал он, с интересом разглядывая Турецкого. — А позвольте уточнить, что именно вы делали в бессознательном состоянии?

— Я… ходил по улице, — сдержанно ответил Александр Борисович. — Знакомые видели меня. Утром я ничего не помнил и был уверен, что провел всю ночь в своей постели.

— Так обычно и бывает, — кивнул доктор Немченко. Он взглянул в свои записи и задумчиво проговорил: — Значит, у вас была контузия. Скажите, Александр Борисович, а раньше с вами случалось что-нибудь подобное?

— Нет, — ответил Турецкий. — Это впервые. И притом, я не уверен, что это так и есть.

Немченко удивленно глянул на него поверх очков.

— Что значит, не уверены?

— Мои друзья могли обознаться, — сказал Турецкий. — Могли спутать меня с кем-нибудь другим.

— Это они так говорят?

— Нет. Это я так говорю.

Доктор Немченко улыбнулся.

— Понимаю. В такое трудно поверить. Тут и самому себе не поверишь, не то что приятелям. Тем не менее, вы пришли ко мне. Значит, вы хотите знать о себе правду.

— Само собой, — кивнул Александр Борисович.

— Даже если эта правда… не совсем вам понравится? — осторожно уточнил Немченко.

— Даже в этом случае, — угрюмо заверил его Турецкий.

— Так-так. — Немченко потер ладони и шмыгнул багровым, как у завзятого пьяницы, носом. — Это хорошо. Вылечить можно только того, кто сам хочет вылечиться. Что касается ваших сомнений, я попытаюсь их подтвердить или развеять. Скажите, Александр Борисович, вас когда-нибудь подвергали гипнозу?

— Гипнозу? — Турецкий покачал головой. — Нет. Вернее, пробовали. Но не получилось.

— Одно из двух, — сказал Немченко. — Либо с вами занимался плохо подготовленный человек, либо у вас очень высокий порог сопротивляемости. Впрочем, я еще не встречал человека, которого не смог бы загипнотизировать.

— Хорошо, — сказал Турецкий, хотя не видел в сложившейся ситуации ничего хорошего. — Когда мы начнем?

— А прямо сейчас! — улыбнулся Немченко. — Вы никуда не спешите?

— Нет.

— Вот и славно! — Доктор снова потер ладони, как человек, предвкушающий интересную работу. — В таком случае, я немедленно вами займусь.

Немченко достал из ящика стола метроном и поставил его на стол. Маятник метронома качнулась и принялся щелкать вправо-влево, мерно и монотонно отмеряя секунды — тик-так, так-так, тик-так… Доктор Немченко повернулся к Турецкому. В руке у него откуда ни возьмись появился блестящий медальон на цепочке.

— Устраивайтесь поуютнее, Александр Борисович, — сказал он, улыбаясь. — Вам комфортно?

— Вполне, — Турецкий кивнул, с некоторым скептицизмом поглядывая и на доктора и на его незамысловатые «приборы».

— Отлично. А теперь смотрите на этот медальон.

Немченко принялся покачивать медальоном перед лицом Александра Борисовича — вправо-влево, вправо-влево, вправо-влево…

— Расслабьтесь, — спокойно и ровно произнес Немченко. — Все заботы остались за дверью этого кабинета… Здесь вы в абсолютной безопасности… Вам хорошо и комфортно… Вам никуда не хочется отсюда идти… Вы спокойны… Ваши веки тяжелеют… Тело наливается приятной тяжесть… Вы погружаетесь в сон…

Реальность качнулась перед глазами Александра Борисовича. Он вдруг вспомнил, что почти не спал минувшей ночью. А стоило ему вспомнить об этом, как тотчас же накатила усталость. Веки, и впрямь, отяжелели. Монотонно таканье метронома действовало усыпляюще. Голос доктора Немченко успокаивал.

«Надо спать, — сказал себе Турецкий. — Хватит беготни… Спать…»

Он зевнул и закрыл глаза. Еще некоторое время Турецкий слышал тиканье метронома и спокойный, дружелюбный голос Немченко. Затем он уснул.

Турецкому снился сон, и сон этот был неприятный. Улыбающееся лицо Данилова. Мерзкие физиономии его подручных. Отвратительный свист железного прута, рассекающего воздух… Удар… Темнота… Голос Дины… Ее лучистые глаза… Снова круженье каких-то лиц… Чей-то негромкий крик… Лужа крови, расползающаяся по грязному асфальту. И снова голос Дины, звучащий спокойно и дружелюбно.