Безумие - Дмитрий Кончаловский Страница 43

Характер у меня стал плохой.

Пора заканчивать с этими командировками.

К концу первой недели ноября мы полностью блокировали Гудермес.

Почему я говорю «мы»? Но ведь мы тоже в этом участвовали. По-своему.

Ребята уже приспособились к работе в полевых условиях. Дима знал, как уберечь объектив от чеченского асфальта. Что это такое? Страшная вещь. Всем известно, что такое грязь на природе. Земля или глина, обильно сдобренные влагой. Неприятно, но терпеть можно. Ходят же люди за грибами, картошку осенью с огородов выкапывают. В общем, терпеть можно. А чеченскую грязь терпеть нельзя. Это ее асфальтом называют. Всю осень, зиму и весну он господствует на чеченской равнине.

Почему асфальт? Обычная грязь прилипает, но быстро отваливается. Чеченская — только когда полностью высохнет, а сохнет она долго. И по цвету, и по консистенции напоминает расплавленный асфальт. Только холодный. Если вам нужно пройти пешком метров сто, можете быть уверены, что к концу пути на ваших ногах будет два эдаких унитаза по двадцать килограммов каждый. Избавиться от нее крайне сложно. Новички обычно пытаются потопать ногами по чему-нибудь твердому. Их лица становятся растерянными. Окружающие ржут. Единственный способ — нож, в крайнем случае — дощечка, которую всегда надо носить при себе. Эту гадость можно только срезать.

Вот так мы и передвигались — на ногах унитазы, на жопе — поролон, за голенищем — грязная дощечка. Потом, правда, дощечки выбросили и обзавелись штык-ножами. Ребята выпросили у солдат, а я добыл трофейный. Но об этом позже.

Мы работали. Знаете, на войне, даже если ничего не происходит, работа всегда найдется — солдатский быт, солдатские байки, интервью с офицерами, санитарами, сюжет «женщина на войне»… да… Руслана пришлось взять с собой. Обошлось. А также с разведчиками, контрразведчиками, саперами, ремонтниками танков и прочего. Ничего интересного, но для очистки совести, в ожидании великих событий… и тарелки.

Да, вот еще что важно. Мы нашли применение безработному Пехоте. Одно из самых неприятных занятий на съемках — таскать штатив. Его все ненавидят — здоровый, тяжелый, железный (руки мерзнут), за все цепляется. Обычно эта обязанность выпадает мне как самому длинному (а я в любой группе — самый длинный). И еще всегда говорят, что я самый здоровый (на слабо берут). Но тут!!!

— Вакула, — говорю я, — ты Пехота?

— Ну.

— Ну, вот и таскай.

Так вот, работали мы, значит.

И вот однажды, когда все байки у костра были сняты по два раза, все интервью записаны, я задумался о нашей профпригодности.

Выводы были неутешительны. Почти полтора месяца топчемся на войне, а ничего толком не сделали. А я парень импульсивный, мне мысли всякие лезут: и началось не так, и в Моздоке сидели, и здесь сидим, военные хоть делом занимаются — блокируют, а мы? А планка после Дагестана приличная, с одними байками солдатскими в Москву возвращаться как-то не очень, а великих событий, может, и не будет, может, сдадутся они на фиг и в Гудермесе, и в Аргуне, и в Шали, да и в самом Грозном. Короче, крыша потихоньку съезжает.

Лежал я так в палатке, лежал и придумал — нечего здесь валяться. Надо вдвоем с Димой потихоньку в Гудермес пробраться. Может, нам там даже рады будут. А то ведь никакой определенности — наши не штурмуют, они не сдаются…

Может, «послами доброй воли» станем (вы поняли, как у меня «потекло», да?).

Ну, а если послами не получится, так хоть сюжет сделаем классный, про жизнь в осажденном Гудермесе. И потихоньку назад. Саныч, опять же, описается — такого материала ни у кого не будет. А про то, что он «там наверху вопрос проработал», и не вспомнит. Тем более мы знаем теперь, как они этот вопрос «порешали». Короче, поворачиваюсь к Мухину, показываю глазами — «пойдем, выйдем».

Вышли. Темнело. Я его под руку, сигарету предлагаю, под ноги фонариком свечу — где асфальт пожиже. На «Стой! Три» отвечаю «четыре» (пароль «семь»).

— Дим, у меня тут идея возникла. Только ты серьезно к этому отнесись.

— Че за идея? Такая подводка…

— Погоди, ты можешь отказаться, это — чисто добровольно. Если откажешься — не обижусь.

— Да че за тема-то?

— Тебе не кажется, что мы здесь киснем?

— А че киснем? Нормально балдеем.

— А…

При такой реакции я не знал, стоит ли продолжать. Но решил попробовать.

— А тебе не приходило в голову, что снимать тут больше нечего?

— Ну, приходило. А че поделать-то?

— Че поделать? Думать надо, Муха, думать.

— Да я думал. Перетер тут даже с некоторыми. Тут есть пиплы — на гражданке лабали. Думал, фронтовой концерт организовать, классная съемка получилась бы, — Дима оживился, — представляешь, танки, окопы вокруг и пиплы на сцене в камуфляже… но инструментов нет… Может, этот, Петрович посодействует?

— Да нет, это фигня все, в ту войну и Макаревич приезжал, и «ЧайФ», нет, пиплы в камуфляже на сцене — это круче, конечно, но все равно фигня. Даже если бы инструменты были, — я увлекся, — это знаешь, что получилось бы, агитка такая сраная, типа пусть они там, в ОБСЕ, нас оккупантами не называют — у нас, мол, солдаты рок играют.

Дима немного обиделся.

— Ну, а ты че? Ты сам-то придумал че-нибудь?

— Придумал, Муха, придумал — мы с тобой в Гудермесе концерт устроим. Вдвоем.

Дима провалился по колено в асфальт.

— Ну, концерт, это я фигурально выразился. Это покруче будет. Мы с тобой вдвоем проберемся туда и сделаем сюжет про жизнь в окруженном городе. Понял?

— Круто. Ты ва-аще креативный чувак.

— Погоди, ты все осознать должен. Тут у нас три проблемы. Могут подстрелить. Либо на выходе, либо на входе. Либо уже в самом Гудермесе головы открутить. И сюда забросить. Нет, еще четвертая проблема — могут на обратном пути подстрелить. Но лично я вероятность всех этих вариантов оцениваю как крайне низкую (аналитик Генштаба).

Муха помолчал. Подумал. Вытащил ногу из асфальта. Сказал:

— Не, скорее всего, просто от…ят. Либо на выходе, либо на входе.

— А нас это пугает?

— Не-а. Это ты классно придумал. Мне по барабану, где балдеть — хоть здесь, хоть в Гудермесе.

— Так ты согласен?

— Не вопрос!

Ну, рокер. Ну что тут скажешь?

— Кир, а мы когда пойдем?

— Сейчас.

— Сейчас?

— А чего тянуть?

— А ребятам чего скажем?

— Ну… погулять пошли.

— С камерой?

— А что такого — оператор всегда с камерой.

Зашли в палатку. Чечня с Пехотой резались в подкидного. Жевали прихваченное в полевой столовке сало. Муха взял камеру. Я, чтобы отвлечь внимание: