Турецкий транзит - Владимир Гриньков Страница 43

Тетя Галя и Миха приехали в квартиру Звонаревых – навестить Полину.

– Как твои дела, Полинушка? – спросила тетя Галя.

– Спасибо, хорошо.

Девушка потрепала Миху по волосам. Мальчишка вежливо улыбнулся в ответ, но в нем чувствовалась скованность.

Тетя Галя прошлась по комнате, задержала на мгновение взгляд на семейном фото Звонаревых: Маша и Олег, муж и жена. Спохватилась, перевела взгляд на Полину, та следила за происходящим с напряжением.

– Мы с Михой продукты привезли, – сказала тетя Галя. – Там все для греческого салата. Я сейчас сделаю быстренько. Помню, как ты на Кипре его любила.

Девушка осторожно улыбнулась ей в ответ. Миха смотрел на нее настороженно.

Тетя Галя ушла на кухню.

– А где моя картина? – спросил неожиданно Миха. – Та, которую я тебе подарил.

– А вот она…

Но не смогла вспомнить сразу. Посмотрела на столе… На полках книжного шкафа… В кресле…

Миха следил за происходящим и все больше мрачнел.

Наконец его картина с кораблем под алыми парусами нашлась среди россыпи компакт-дисков.

– Вот! – сказала девушка обрадованно.

Миха взял картину из ее рук. Выглядело это так, словно он уже пожалел, что сделал столь щедрый подарок.

– Это ведь ты научила меня рисовать алые паруса, – сказал он. – Там, на Кипре.

– Я понимаю, ты старался, – пробормотала она растерянно.

Им было трудно находиться наедине друг с другом. Некомфортно. И оба это чувствовали. Даже Миха, хотя он и был еще ребенком.

Она по праву старшей догадалась первой, что им сделать. Не оставаться наедине. Их это отвлечет.

– Пойдем поможем тете Гале, – предложила она.

Прошли на кухню. Тетя Галя привычно ваяла простое великолепие греческого салата: крупно нарезанные красные помидоры, зеленые огурцы и желтый сладкий перец, порубленные листья капусты и салата, кольца лука, белоснежный сыр фета и блестящие черные маслины, немного оливкового масла. И оставалась еще соль.

– Полинушка! Дай мне соль! – попросила тетя Галя. – Где она у тебя?

Сидевшая за столом девушка даже не шелохнулась. Возникла пауза. Миха посмотрел на девушку. И тетя Галя тоже посмотрела. И все поняла. Но слишком поздно.

У девушки задрожали губы, отчего ее лицо в мгновение стало некрасивым, и брызнули слезы. Она закрыла лицо руками.

– Полинушка! – пробормотала тетя Галя.

– Я так не могу! – рыдала девушка. – У меня такое чувство, будто вы меня все время проверяете! Хотите знать, что я помню, а чего не помню! Не знаю я, где здесь соль! Забыла! Забыла! Забыла! – забилась она. – Ну зачем же вы меня так мучаете! Я не могу уже!

Она рыдала так, что перепугала Миху. Тетя Галя обняла ее, пытаясь успокоить, но ей это долго не удавалось.

– Я ничего такого не хотела! – лепетала тетя Галя. – И вовсе я тебя не проверяла! Я просто попросила соль!

* * *

Прокопов предложил Полине нанести визит в Третьяковский проезд, улицу самых дорогих московских магазинов.

Приехали к Третьяковскому проезду, припарковались.

За огромным витринным стеклом красовались роскошные авто. Мимо входа в автосалон Прокопов прошел, явно сделав над собой усилие. Не будь с ним рядом дочери – с автосалона началась бы его прогулка по Третьяковскому проезду, не иначе. А возможно, дальше он и не пошел бы.

– Что будем покупать? – спросила девушка, уже по оформлению витрин угадавшая, на территорию каких высоких цен они сейчас вступили, и потому несколько оробевшая.

– Что ты захочешь, – ответил Прокопов беззаботно. – Можем хоть отсюда вот начать.

По его поведению можно было догадаться, что в подобных обстоятельствах он тушеваться не привык.

Магазин женской одежды. Ни одного покупателя, но четыре продавца.

– Добрый день! Рады видеть вас снова в нашем магазине! – улыбки голливудских звезд.

– Ты присмотри себе чего-нибудь, – сказал Прокопов.

– Только я сама, – произнесла девушка не столько для него, сколько для продавцов с голливудскими улыбками.

Отгоняла их, как назойливых мух, пытаясь совладать с собой в такой непривычной обстановке.

Рубашка из хлопка – пятьсот долларов. Рубашка из бамбука – восемьсот. Блузка из шелка – тысяча триста долларов. Блузка из шифона – две.

Тут неплохо можно приодеться, имея в кармане пятнадцать-двадцать тысяч долларов свободных денег.

– Может, еще где-нибудь посмотрим? – предложила она.

– Конечно, – легко согласился Прокопов.

Разве солидные люди покупают вещи впопыхах? Выбор покупок – это ритуал, и негоже лишать себя такого удовольствия.

Они прошлись по ряду бутиков, оценивая роскошь, выставленную напоказ.

Питательный укрепляющий крем за триста пятьдесят долларов, крем-эликсир за тысячу сто пятьдесят, женские брюки за полторы, сумка за две семьсот и пальто за восемь тысяч долларов.

– Тебе что-нибудь здесь нравится? – спросил Прокопов.

Ей показалось, что будет невежливым сказать, что совсем ничего.

– Вот это, – показала на платье, возле которого как раз стояла.

– Хорошо, купим, – отозвался невнимательно Прокопов.

В его словах ей почудилась та легковесная необязательность, с какой обычно взрослые раздают детям обещания в магазинах игрушек – все купим, но потом, позже, а это значит – никогда.

– Ты присмотри себе здесь что-нибудь, – сказал Прокопов. – А я пока зайду в автосалон. Там «Бентли», давно себе хочу такую. Круто!

Он сейчас был как мальчишка, которому скучно быть в магазине вместе со взрослыми. И он норовил улизнуть.

– Я тебя найду здесь, – пообещал он. – Через полчаса.

Но едва он ушел, ей сделалось слишком неуютно. Будто вместе с ним ушла уверенность. Он положил эту уверенность в карман и унес с собой.

Она зашла еще в один бутик, но тут же обнаружила, как все вдруг изменилось. Уже не было обращенных к ней улыбок, а была холодная вежливость, граничащая с настороженностью. Натренированные взгляды продавцов тотчас обнаруживали какое-то несоответствие. Посетительница бутика была хорошо одета, но что-то ее выдавало. Что-то сигнализировало о том, что она здесь – случайный человек.