Рукопись Платона - Андрей Воронин Страница 42

В самом начале второй недели поисков Хрунова поджидал неприятный сюрприз. В этот день они с Еремой попали в подземный коридор, сохранившийся на удивление хорошо. Это место, казалось, нисколько не пострадало ни от французских фугасов, ни от беспощадного времени. Каменный свод коридора был совершенно цел, словно его сложили позавчера. Из стен через равные промежутки торчали ржавые подставки для факелов; железные решетки дверей, намертво приржавевшие к мощным петлям, выглядели неповрежденными. Такое положение вещей сильно облегчало кладоискателям работу, и в этот день они продвинулись по подземному лабиринту много дальше, чем обыкновенно. В результате они забрались так далеко, что у них кончилась припасенная на сегодня бечева.

— Эх, мать! — неожиданно сказал Ерема, ловя выскользнувший из отверстия в котомке кончик веревки. — Все, барин, пришли!

— То есть как это — пришли? — недовольно спросил Хрунов, вынимая из кармана часы и при свете фонаря бросая взгляд на циферблат. — Четыре пополудни! У нас еще полдня впереди, а ты — пришли...

— Бечевка кончилась, ваше благородие, — отрапортовал Ерема и в доказательство своих слов показал Хрунову зажатый в кулаке конец веревки.

— Вот, дьявол, — огорчился Хрунов. — Как же это мы с тобой, братец, просчитались? Экая напасть! Что же делать-то теперь?

— Да леший с ней, Николай Иванович, — сказал Ерема. — Нешто мы дети малые? Авось не заблудимся!

— Молчи уж, коли Бог ума не дал, — проворчал Хрунов. — Здесь тебе не лес, «ау» кричать некому. А ежели и докричишься до кого, так еще хуже получится. Нет, брат, давай-ка не рисковать понапрасну. Мы с тобой вот что сделаем: я здесь останусь, а ты ступай по бечеве наружу и гони в лавку. Купишь мотка четыре, чтобы и на завтрашний день хватило, да вина прихвати, в горле что-то пересохло. Если не станешь ворон считать да с пьяницами по кабакам драться, за час-полтора обернешься. Ну, давай, брат, давай, пошевеливайся! В бороде чесать некогда, дело надобно делать. Да ходи с оглядкой, черт лесной!

Когда Ерема ушел, Хрунов не стал терять времени. Светя себе фонарем, он обошел ближайшие казематы, но не нашел в них ничего, кроме ржавых цепей, намертво вмурованных в глухие каменные стены. В одном из казематов он подобрал с пола обломок кирпича; пользуясь им как мелком.

Хрунов продвинулся дальше по коридору, оставляя на стенах отметки в виде кривых, небрежно нацарапанных стрел. Здесь снова стали попадаться трещины и обвалившиеся куски кирпичной кладки — очевидно, где-то неподалеку взорвался один из заложенных отступавшими французами фугасов. Обстукивая покрытые трещинами стены, Хрунов помянул недобрым словом лягушатников: чем, черт бы их подрал, им помешал кремль, из которого они уходили навсегда? Что они пытались доказать, кому хотели отомстить, попусту тратя порох?

Почувствовав усталость, он присел на корточки у стены, без спешки выкурил сигарку и запил ее водой из фляги. После этого Хрунов посмотрел на часы и понял, что пора возвращаться: вот-вот должен явиться Ерема с бечевкой. Не найдя на месте своего «барина», этот лесной дурень, пожалуй, поднимет крик, и кто знает, чьих ушей он достигнет. В старинных замках и крепостях звук, случается, передается весьма странными путями; посему, если хочешь сохранить инкогнито, лучше вести себя тихо.

Думая так, Хрунов убрал на место флягу, старательно затушил окурок и присыпал его сверху пылью и каменной крошкой, скрыв следы своего пребывания, после чего вернулся к тому месту, где на грязном кирпичном полу сиротливо лежал конец путеводной бечевы.

Ждать пришлось долго: Ерема отсутствовал более двух часов. Когда бородатый разбойник наконец появился, одного взгляда на его изуродованное лицо хватило, чтобы понять: случилось что-то неладное.

— Где тебя носит? — напустился он на Ерему. — По кабакам гуляешь, борода бессовестная? Что у тебя там стряслось?

— По кабакам, как же, — проворчал Ерема, присаживаясь на корточки и привязывая конец принесенного клубка к тому, что лежал на полу. — Битый час в бурьяне просидел, как кролик.

— Что, брюхо прихватило? — поинтересовался Хрунов, отбирая у Еремы принесенную им бутылку красного вина и резким ударом по донышку выбивая пробку.

— Зря вы, барин, насмехаетесь, — мрачно проговорил бородач, с завистью наблюдая за тем, как Хрунов пьет вино прямо из горлышка. — Смешного-то как раз ничего и нету. Соседи у нас завелись, Николай Иванович.

— То есть как это — соседи? — оторвавшись от бутылки, настороженно спросил Хрунов. — Что значит — завелись?

— А вот так и завелись, — буркнул Ерема. — От сырости.

— Ты погоди бубнить-то, — сказал ему Хрунов. — Ты говори толком: что за соседи, где, почему?

— Соседи как соседи, — сообщил Ерема. — Четверо мужичков и с ними барин какой-то — молодой, с бородкой и стеклышки на носу. Важный! Копают они там чего-то аккурат во дворе, возле башни.

— Как копают? Что копают? — опешил Хрунов.

— Землю, — ответил мстительный Ерема. — А копают, ваше благородие, лопатами.

Хрунов немного помолчал, перекатывая на языке бранные эпитеты, но в конце концов решил воздержаться от высказываний по поводу того, кто таков Ерема, от кого он произошел и где его место. Вместо этого он протянул бородачу бутылку, в которой осталась половина вина, и сказал:

— На-ка вот, хлебни. А то ты, я вижу, с перепугу заговариваться начал и даже как будто шутить. Я у тебя дело спрашиваю, а ты, как баба на завалинке, языком мелешь. Зачем копают-то? Чего ищут? Может, строиться надумали?

— Оно, конечно, самое место строиться, — сказал Ерема. — Нет, ваше благородие, непохоже. Ямы какие-то роют квадратные — ну вроде как под нужник, только глубоченные.

— Что ж, — сказал Хрунов, — нужник — дело хорошее. А то загадили крепость, по двору не пройти. А уж вонь-то!

— Так ведь, ваше благородие, — прикладываясь к бутылке, возразил Ерема, — сколько ж их надобно, нужников-то? Ведь весь двор ямами изрыли, чисто кроты! Я штук шесть насчитал, а после сбился. А этот, в стеклышках, промеж ям ходит и в каждую заглядывает, будто и впрямь чего-то ищет.

Хрунов почувствовал болезненный толчок в самое сердце и понял, что выигранная им у церковников фора, похоже, подошла к концу. Непонятно было только одно: почему рясофорные копаются во дворе, оставляя без внимания подземелья? Если бы Хрунову пришлось выбирать, где спрятать сокровище, он, как и всякий нормальный человек, выбрал бы запутанный каменный лабиринт и надежно замуровал бы свои сундуки в стену, подальше от дождя, любопытных глаз, лопат и иных неожиданностей. Впрочем, речь все-таки шла о казне Ивана IV, а этого человека, как ни крути, назвать нормальным было сложно... А вдруг церковникам известно то, чего не знает Хрунов? Вдруг они ищут не наугад? Что если какой-нибудь деревенский поп-пьяница все-таки отыскал то, что не удалось отыскать отцу Евлампию?

— Слушай-ка, Ерема, — раздумчиво проговорил Хрунов, — а барин этот, про которого ты говоришь, часом, на попа не похож?