Комбат - Максим Гарин Страница 40

– Я не могу в это поверить, – шептал Коля Крылов, – не могу. Думал, честно говоря, что никогда больше, товарищ майор, вас не увижу.

– Да какой, Коля, я тебе сейчас товарищ майор!

– Нет, комбат, вы для меня всегда командир и начальник. Вы из меня человека сделали, благодаря вам я в этой жизни чего-то стою.

– Да ничего я, Коля, не делал, ничего.

– Этого вы не знаете. Смотри, смотри, Андрюха, а Иваныч даже не постарел! Как был бравым мужиком, так и остался. А ведь сколько лет прошло! Ну, комбат, рассказали бы нам секрет молодости?

– И вы, парни, выглядите что надо.

– Это что, это всего лишь одежда делает нас такими.

– Солидными?

– К черту солидность, я просто переодеться не успел.

Вновь раздался звонок. На этот раз с ящиком водки «Абсолют» и двумя упаковками пива в квартиру вошел еще один мужчина в длинном кожаном пальто. Правда, ящики с водкой и пиво держал в руках не он, а его водитель.

Костя тут же бросился к комбату и крепко обнял, прижал его к себе.

– Что тут у вас такое творится? – сказал Борис Рублев. – Что вы все на меня бросаетесь, как грудные дети на мать родную?

– Нет, нет…

Парни переглядывались друг с другом, их глаза были влажные, и казалось, все эти высокие плотные мужчины вот-вот расплачутся.

– А что это с вами, товарищ майор? Кто это вас так? – глядя на синяки и ссадины отставного майора, спросил Костя.

– Было дело… Мы тут с сержантом пытались навести порядок.

– И что, навели?

– Вроде навели.

– А чего нас не позвали? Думаю, мы не помешали бы.

Может, и помогли бы.

– Некогда было, – махнул рукой майор, – мы и сами с усами, разобрались, как положено.

– Уж не сомневаемся, – хором заговорили мужчины. Андрей суетился, расставляя и расставляя на столе бутылки и разворачивая на кухне свертки со всевозможной едой, принесенной ребятами.

– Кого еще ждем?

– Кого, кого, товарищ майор, всех наших ждем. Кого могли – всех позвали. Сейчас будут.

И действительно, еще целый час дверь квартиры раскрывалась, и входили новые гости. И все бросались на комбата и сжимали его в объятиях.

– Ну, ребята, не ожидал я, конечно… Рад, рад, слов нет. Рад вас всех видеть живыми и здоровыми и такими красивыми.

– Товарищ майор, давайте к нам! Нам такие люди нужны. Я возьму вас своим замом, – говорил Костя, хватая комбата за руку.

– Подожди, Костя, и я возьму. И у нас в фирме комбат лишним не будет.

– Да перестаньте вы! Я сам найду себе дело.

– Товарищ майор, вы, наверное, стеснены в средствах?

Только честно.

– Не понял… – комбат напрягся и посмотрел на Николая, – что значит стеснен?

– Ну, жизнь сейчас, товарищ майор, такая дорогая, что я думаю, на свое жалованье…

– А у меня, мужики, нет никакого жалованья, я написал рапорт и уволился.

– Как! Вы… – парни заговорили, перебивая друг друга. – Вы больше не служите?

– Нет, не служу. Не могу я выполнять идиотские приказы, не могу в своих стрелять.

– Как это – в своих?

– Не захотел я в Чечню ехать. Там же наши парни. Не могу я. Они служили вместе со мной, мы же дрались плечом к плечу, а сейчас, получается, сказали, что они мне враги? А я и поверил? Нет, я так не могу. Идиоты! Идиоты те, кто придумал такую войну! Нельзя против своих, нельзя ни в коем случае! И я не смог. Думал, долго думал, а потом решил – нет.

– И правильно, комбат! Я бы тоже не смог в своих стрелять.

– Вот видите, мужики, вы меня поняли.

– А как ваш брат, Борис Иванович? У вас же есть младший брат.

– Да, Андрей. Был и есть, – комбат самодовольно улыбнулся. – Он что-то вроде вас, бизнесмен, нет, бери выше – банкир, в Питере живет. Работает в каком-то банке, вроде даже начальник. Не бедствует, по заграницам ездит.

– Вы к нему пойдете?

– Пока не приглашал.

– Ладно, хватит о делах, давайте выпьем, мужики, – принялся руководить праздником Андрей Подберезский. – Я все-таки сержант, ты ефрейтор. Тут старше меня только комбат, а он мой гость. Значит, самый старший я. Тем более, вы в моем доме.

– Ладно тебе, Андрей! Ты как в армии: старший, старший… Еще дневальным кого-нибудь поставь на зеркальную тумбочку в спальне, еще полы заставь мыть и оружие чистить по пятому разу.

– Оружие чистить не будем, а вот выпьем все.

– Погодите, – комбат поднял рюмку с водкой, – давайте выпьем за тех, кого нет.

И комбат, повернув голову, взглянул на снимок. Все парни непроизвольно повторили движение своего бывшего командира.

– За них, за всех тех, кого мы оставили там.

И мужчины, не чокаясь, выпили. Затем сели. Несколько минут молчали. А потом разговор постепенно оживился, и все начали расспрашивать комбата о его службе, о том, где он был и чем занимался все эти долгие годы.

А Борис Рублев отвечал на вопросы своих парней, но, как всегда, немногословно, кратко и в то же время емко. Бутылки быстро пустели, тут же на столе появлялись новые, разговор то затихал, то вновь оживлялся.

– А помнишь, как тогда в Кандагаре?

– Конечно помню! Ух и стреляли же тогда духи!

– Да, много наших положили. Если бы не комбат…

– Наш комбат молодец. Эх, Борис Иванович, мы все тебе жизнью обязаны, это ты из нас людей сделал.

– Хватит вам меня нахваливать! Николай, спой лучше песню, когда-то у тебя это неплохо получалось.

– Да-да, Коля, давай, спой, все вместе споем.

Мужчины выпили и принялись петь. Вначале их хор был нестройный, но постепенно голоса крепли, набирали силу, и зазвучала раскатистая песня. Парни пели, сжав кулаки, и казалось, вот-вот, еще секунда и слезы потекут по их щекам. Ведь самое дорогое, что было в их жизни, – это воспоминания о далекой войне, которая сделала их настоящими людьми. Песня была старая, понятная только им, написанная там, в Афгане, и давно она уже не звучала, давно не будоражила воспоминания и кровь.

И вот, наконец, теперь они опять все вместе со своим любимым комбатом, которого ласково называют Иваныч или Батяня. Никто не смотрел на часы, никто никуда не спешил, и никто из тех девяти, что сидели за столом, не думал о том, что время, проведенное в этой компании, потрачено впустую, что можно было заработать много денег, уладить какие-то дела, написать бумаги. Все сейчас принадлежали друг другу и находились там – в том времени, блуждали в лабиринтах памяти, штурмовали кишлаки, выходили из окружения, прыгали с парашютами в кромешную тьму. Кричали друг другу: «Подстрахуй!», «Прикрой!», «Отходим!». В общем они жили в глубинах своей памяти.