Здесь стреляют только в спину - Сергей Зверев Страница 40

– Начальником ОБОПа города Северотайгинска, милочка. Есть такая дыра правее Енисея. Не поверишь, преступников ловил. Однажды мэра – собственного корешка – поймал, за ублажением прокурора в нетрадиционной форме. За что и получил пожизненный отпуск... А Учитель, к которому ты сейчас направляешься, моим любимым дантистом был. У него и кличка такая была – Дантист. Лучше всех в городе коронки ставил, пока не понял, что он и царь, и бог. Утолила любознательность? Ну, пошли...

Охрана у ворот Храма была густая и круглосуточная. Почтительно кивнув «Кудеяру», нас пропустили в двустворчатую дверь. Помещение, в котором мы оказались, меньше всего напоминало молельню. Ни алтаря, ни амвона. Просторная комната с вертикальными столбами-подпорками. Тусклая лампа. Голые стены. На потолке – бездарно нарисованное солнышко, уходящее за гору (или встающее над горой). В сущности, логично. Сектанты молятся одному богу – Учителю. Иных икон быть не может. ЕГО символизирует солнышко, к которому задираются очи и длани молящихся. А выше солнышка – он лично в апартаментах.

Аврелий подтолкнул меня к узкой двери в глубине помещения. Лестница наверх, застеленная мягкой тканью, резные перила, драпировка, паркет без скрипа – и, наконец, апартаменты в темно-зеленых тонах. Плетеные кресла, плюшевые диваны, декоративные подушки, двери на балкон, телевизор. Я застыла, изумленная. Пораженная контрастом внутреннего и окружающего, стояла с открытым ртом, и лишь тычок в спину заставил вспомнить, зачем я здесь. Боже! Поздно. «Кудеяр» провел меня через зеленые портьеры, глубокую нишу, дверной проем и вытолкал на середину комнаты. Спальня!

Хлопнула дверь. Мавр сделал свое дело и был таков.

– Проходи, сестра, не стесняйся, – вальяжно сказал человек в коротком «пеньюаре», возлежащий на разобранной постели.

Очевидно, на ухаживания местные боги свое бесценное время не тратили.

Мысли теснились в голове. Страх пропал. Бояться поздно, когда твои страхи уже воплотились.

Я уже решила про себя – не дамся. Во-первых, я девушка честная, во-вторых, противно, а в-третьих, не хватало еще чего-нибудь подцепить.

– У меня месячные, – сказала я.

– Очень хорошо, сестра, – сказал Учитель, – меня возбуждает вид крови. Расслабься, скинь одежды.

В нем не было ничего от бога. Ох и дурят же нашего брата... Роста Пастырь оказался не такого уж высокого (по крайней мере, в лежачем виде), с сальными нечесаными волосами, с обкусанными грязными ногтями на всех четырех конечностях. Лицо в оспинках, неприятное (у костра казалось иначе). Единственное, на чем он мог сыграть (и сыграл), – это черные жгучие глаза.

– Можно я помоюсь? – пробормотала я.

Ничего выдающегося в голову не приходило. Растрепанные мысли не причесывались. В койку я не собиралась, но и отказываться наотрез побаивалась. Какова она, дубина божьего гнева? В его воле сотворить из меня жену полка на веки вечные или в лучшем случае перестать кормить.

– Помойся, сестра, – мягко, слишком уж мягко, проворковал Учитель. – Ванная комната справа.

Я повернулась, чтобы хоть на время смыться от этой гадины. В этот момент он и прыгнул на меня с кровати! Постель даже не скрипнула. Грязные руки обвили меня сзади, стали задирать рубашку. Я что-то пискнула, стала вырываться.

– Хо-хо-хо... – похотливо бурчал Учитель, сжимая хватку. – Блефуем, сестрица? Не желаем утешать одинокого Пастыря?.. Будем, сестрица, будем... Пастырю не отказывают – это Закон... Расслабься, прошу тебя... Ты мне сразу приглянулась, еще с вечера, а уж коли мне что приглянулось, то это моё, моё-ё-ё... – Он урчал утробно, как желудок в голодный час.

Цепкая ручища сдавила мне грудь. Ах ты, одинокий пастух хренов! Привык брать на халяву... Ярость обуяла меня. Да не бывать! Он держал меня под мышками, мои руки висели плетьми. Я схватила его за причинное место, порядком набухшее, сдавила, впилась ногтями. Он заорал, как будто это место ему уже оторвали. Разжал свои лапищи, отшатнулся. Я тоже разжала свою, повернулась и привела в действие поднятый локоть. Счастливой эрекции, боже... Но мастер единоборств из меня, скажем, средненький – вместо локтя в челюсть я попала плечом по щеке. Но из равновесия Учителя вывела. Выразившись на доступном русском, бывший дантист выбыл из любовной игры.

Мы стояли напротив друг друга, тяжело дышали. Охрана не сбежалась. Видно, стены в апартаментах имели хорошую изоляцию.

Он прыгнул на меня снизу вверх, растопырив лапищи – я опять не успела уйти. Сомкнулась удавка – мы упали. Позвоночник жалобно скрипнул. Он принялся душить меня, но, видно, не был знаком с основами человеческой анатомии. Горло не пострадало, а также трахея и гортань. Не говоря о сонной артерии с соседствующей яремной веной. Он схватил меня под скулами, что больно, но до определенной степени терпимо. Однако долго я терпеть не могла. Как только опаленное реваншем лицо отодвинулось, чтобы лучше рассмотреть мои муки, я всадила средний и указательный пальцы в волосатые ноздри! Вдавила как можно дальше, провернула... Он исторг нечеловеческий вопль, ослабил хватку. «Злая вонь» пахнула изо рта. Он не выдержал боли, отшатнулся. Мы вскочили. Он опять бросился, но я уже знала об этом: метнулась в сторону. Прыгнула на кровать, сдернув одеяло, а когда он вновь попер, рыча от злости, швырнула ему в лицо. Пока он путался в «сетях», я двинула ему в пах носком и толкнула на пол. Он упал, подломив ноги, сорвал с себя одеяло, вскочил – весь зеленый от бешенства, изготовился к последнему броску. Я схватила с тумбочки увесистый торшер, подняла над головой.

– Не подходи, сволочь, убью!

Что-то было, вероятно, в моем лице – заставило остановиться. Мы стояли, поедая друг друга глазами: я – с торшером, пульс двести, он – с растопыренными пальцами и трясущейся губой...

– Слушай сюда, дантист недорезанный, – прохрипела я. – Завтра за нами прилетит вертолет; я очень важный свидетель. Если со мной что-то случится, тебе конец. Если изнасилуешь меня, об этом узнает республиканское управление ФСБ – лично генерал-майор Гречаев, товарищ моего мужа. И тогда каюк твоей лавочке... И пусть тебя опекает ГБ всего мира – каюк, понял? Ты же не хочешь лишиться прибыльного бизнеса?

«Царь и Бог» молчал, колеблясь между праведной местью и гласом рассудка. Я, кажется, выбрала верный тон.

– Пошел ты к черту, придурок, – добавила я. – Быстро высвистывай своего Аврелия, и пусть этапирует меня обратно в камеру. Надоел ты мне. И сельдерея пожуй – чтобы из пасти не разило.

Кнопка вызова охраны находилась под столешницей прикроватной тумбочки. А так и не скажешь...

Бог стух. От былой эрекции не осталось и пузыря. Передо мной стояло рядовое жалкое чмо, не способное даже драться. Последние капли гонора ушли на неубедительный сдвиг бровей. Но рука уже тянулась к кнопке...

Когда похмыкивающий и тихо радующийся (мелочь, а приятно) Аврелий сгрузил меня в камеру, я была на грани коллапса. Все внутренние подпорки рухнули, сознание помутилось и померкло. Я упала кому-то на руку. Сил не было отодвинуться. Рука сама уползла. Я крупно дрожала. Борька привстал, стянул с соседа ветошь, укрыл меня.