Слепой стреляет без промаха - Андрей Воронин Страница 4

Он извлек пачку сложенных вдвое страниц и шесть фотографий. Одна была групповая. Мужчины сидели за столом, густо уставленным бутылками и закусками.

– Второй справа – это он, – сказал Соловьев.

– Я его знаю, – ответил Глеб.

– Конечно, знаешь. Хотя он себя не афиширует и по телевидению его не показывают. А откуда ты его знаешь? – задал вопрос Соловьев.

– Он у меня есть в компьютере.

– А кого у тебя в компьютере нет? – поинтересовался Соловьев.

– Многих нет. Тебя нет, меня, нет Альберта.

– Альберта уже нет вообще, – сказал Соловьев и, протянув сильную руку, взял бутылку за тонкое горлышко.

– Наливай, наливай, не стесняйся, – поддержал его Глеб.

– Но я за рулем.

– Я тоже за рулем, – сказал Глеб, – но, тем не менее, надо выпить.

Мужчины вновь, не чокаясь, выпили. И на этот раз Сергей Васильевич Соловьев позволил себе закурить.

– Разбалуешься, привыкнешь, потом не отвыкнешь, – заметил Глеб.

– Не беспокойся, Глеб. Завтра об этом я забуду. Утренняя пробежка, бассейн – и все в порядке.

– Ты все еще так же силен? – улыбнулся Глеб.

– Даже не знаю, как тебе сказать, – засмеялся Соловьев. – Может, не так силен, как ты, но в общем-то стараюсь поддерживать себя в форме, не распускаться.

– Но я вижу, ты килограмма два набрал за эти полтора месяца, что я тебя не видел.

– Не два, а килограмм семьсот, – сказал Соловьев. – А как ты определил?

– У тебя на щеке есть складка. Когда ты действительно в форме, она хорошо видна, а как только ты полнеешь, она исчезает, делается почти незаметной.

– Ну у тебя и глаз! Я даже и не думал, что так можно высчитывать вес.

– Можно. Надо быть всего лишь наблюдательным.

– Хорошо, хорошо, к следующей встрече я постараюсь сбросить эти килограмм семьсот.

– Не стоит. Думаю, тебе лучше быть при этом весе. Ты выглядишь моложаво.

– Да какое там моложаво! Сорок лет – это далеко не молодость.

– Но знаешь, Сергей, это и не старость.

– А вот у Альберта сорок лет – это вся его жизнь.

– Хватит об этом, каждый из нас может погибнуть, – сказал Глеб и плеснул в рюмки понемногу водки.

– Да наливай по полной, – сказал полковник Соловьев.

– Как знаешь, как прикажешь. Ведь по званию ты выше меня.

– Да, капитан, выше.

– Капитан, капитан… – на мотив известной песенки пропел Глеб Сиверов, – никогда я не стану майором, а тем более, полковником, как ты.

– Ты сам выбрал такую судьбу, и сейчас нечего…

– Да я не жалуюсь, – сказал Глеб.

Если взглянуть на этих мужчин даже очень внимательно, пристально всмотреться в их лица, прислушаться к разговору, невозможно было определить, что они выпили. Они казались спокойными и ведущими какую-то неспешную беседу.

Бутылка водки опустела.

Глеб еще сварил кофе и, перекладывая фотографии, просматривая бумаги, продолжал разговор.

– Да, и еще… – сказал полковник Соловьев.

Сейчас его голос звучал уже немного по-иному. Он говорил уверенно – так, словно отдавал приказание и знал, что каждое его слово будет принято к сведению, все будет именно так, как он пожелает.

– … Глеб, послушай, псе это должно произойти не в городе и должно быть понятно, что он не умер, не попал под машину, не бросился под поезд, а был убит. Убит специально, убит нанятым киллером.

– Я понял, полковник, – в тон своему гостю сказал Глеб, – все будет выполнено, как приказываете.

– Да перестань ты издеваться!

– А ты перестань разговаривать таким тоном.

– Извини, привык за целый день.

– Ну ладно, я пошутил. Разговаривай так, как тебе хочется.

Полковник Соловьев положил свою ладонь на колено Глеба и сжал.

– Только, пожалуйста, будь осторожен. Ведь ты у меня единственный, кто остался, единственно надежный. Ты меня еще ни разу не подвел.

– Я понял. И подставляться, как ты понимаешь, не собираюсь. Кто об этой операции будет знать еще?

– Не понял?… – сказал полковник Соловьев.

– Я спрашиваю, кто, кроме тебя, будет знать об этой операции? – повторил свой вопрос Глеб Сиверов, глядя в глаза гостю.

Тот недоуменно пожал плечами.

– Ты что, Глеб? Как всегда – никто. Я один.

– Хотя, впрочем, это не имеет значения, – равнодушно махнул рукой Глеб, но это равнодушие было деланным, и это не ускользнуло от цепкого взгляда Сергея Соловьева.

– Будем действовать по тому же графику, как и всегда, – сказал Соловьев.

– Хорошо, я согласен. Если появится какая-то полезная информация – сообщи.

– Обязательно, – сказал полковник Соловьев и поднялся с дивана. – А ты все продолжаешь слушать музыку? – увидев, что музыкальный центр включен, заметил Соловьев.

– Да. Ты знаешь, люблю.

– А я просто не перевариваю музыку.

– Каждому свое. Ты оттягиваешься, читая книги, а я – слушая музыку. Так проще, да и глаза не устают.

– Да-да, глаза тебе надо беречь. А у меня, знаешь, зрение начало садиться.

Уже не могу прочесть так быстро книгу, глаза устают, начинают слезиться.

– По-моему, ты и так прочел уже столько книг и столько всяких бумаг, что на твоем месте я бы уже давно ослеп.

– А я бы на твоем месте, Глеб, давным-давно оглох. Ладно, хватит подначивать, – улыбнулся Соловьев.

На этот раз его улыбка была спокойной и доброжелательной. Она была даже дружеской, теплота сквозила в ней. Да и глаза полковник Соловьев не отводил в сторону. Он стал спокоен, ведь он рассказал тяжелую новость, они выпили, вспомнили кое-что из своей жизни, поговорили, можно сказать, по душам. А самое главное, полковник Соловьев дал задание Глебу Сиверову и теперь мог быть спокоен. Действительно, Глеб Сиверов не подвел его ни разу.

Они простились, крепко, по-мужски, пожали друг другу руки, и немного растроганный полковник Соловьев даже обнял Глеба Сиверова за плечи.

– Ну, до встречи. Удачи тебе, Глеб.

– К черту, к черту, – прошептал Сиверов.

Когда двери закрылись, когда засовы вошли в пазы, Глеб Сиверов опустился на диван и прижал ладони к лицу. Он несколько минут сидел, раскачиваясь из стороны в сторону, но затем решительно поднялся, поставил диск Верди. Тяжелая музыка полилась из больших черных колонок. Глеб вслушивался в звуки, и ему казалось, что он парит, что он отделился от земли и мчится над ней с невероятной скоростью, прошивая насквозь облака – так, как острая игла пробивает белое полотно простыни.