Закон десанта – смерть врагам! - Сергей Зверев Страница 4

— Я уже в курсе, — прошептала девчонка. — А подружку твою будущую зовут… М-м, не помню. Просто блондинка.

— И этим все сказано, — прыснула Катя. — Мало того, что блондинка, так еще и женщина средней моложавости.

— Позвольте, — возмутился Вадим. — Как тебе не стыдно, Валентина? К твоему сведению, блондинки тоже люди и требуют подхода. Извинись перед дамой, а я пока схожу к шоферу, оплачу твой проезд, так что можешь распрямиться, а не то искривишь позвоночник.

— Нет, не вздумай… — глазенки мигом наполнились ужасом. — Не ходи, не надо… Это злой шофер. Я видела его глаза, когда он пригнал автобус. Он так смотрел вокруг, с такой настороженностью и злостью… Он меня высадит, не ходи.

Вадим пожал плечами.

— Как хочешь, Валюша, твоя спина, не моя. Но учти, когда приедем в Любимовку этот злодей обязательно тебя вычислит. В форточку ты вряд ли пролезешь, она маленькая, придется идти мимо кабины. И вот тогда он снимет со штанов широкий мужской ремень и выбьет тебя, как половик, что, в принципе, не мешало бы сделать.

— Плевать, — упрямо проговорила Валюша. — Вы меня прикроете.

— Мы не спецназ, — возразил Вадим. И почувствовал, что краснеет — сказал неправду. Впрочем, никто ничего не понял — о своей профессии он пока не распространялся.

— Да сядь ты нормально, — покачав головой, посоветовала Екатерина, — защемишь позвоночник — будешь тогда тут арии орать. Никто тебя не увидит — кресла высокие, ты маленькая, а водитель во время движения по салону не ходит.

На некоторое время установилось молчание. Видимо, девочка переваривала советы и нравоучения. Потом прижалась к щели и забормотала:

— Ладно, уважаемые, как-нибудь сама решу, где мне сидеть и как выходить. Можете трепаться хоть всю дорогу. Вы меня не видели, а я постараюсь вас потерпеть.

Автобус запрыгал по кочкам — относительно гладкий асфальт сменился грунтовкой. Лес стал гуще — зелено-золотистые перелески сменились сумрачной чащей, состоящей в основном из хвойных деревьев. Изредка они отступали, и обнажались мшистые барьеры из каменных глыб, заросшие на макушках травой. Лес и вправду производил гнетущее впечатление. Ничего удивительного, что где-то в его недрах в годы развитого социализма плодились закрытые объекты. Где им еще плодиться?

Разговор не клеился. Присутствие «дрянной девчонки» не давало Вадиму вести беседу.

— Нет, я так не играю, — признался он жалобно. — У меня такое ощущение, будто нас подслушивает и подсматривает вся планета.

— Неприятно, да, — согласилась Катя. — Боюсь, до Любимовки придется помолчать. Вы не знаете, как долго ехать?

— Никогда не ездил, — вопрос поставил Вадима в тупик. — Но говорят, до Любимовки километров сто двадцать. За Аргалакским лесным массивом — а по нему мы как раз и следуем — трасса на Парабель. Дай бог выберемся, там покатим поэнергичнее.

Блондинка подалась вправо, вытянула шею — старалась рассмотреть, чем там занимается девчонка. У Кати был ровный золотистый загар — от корней волос, венчающих лоб, до худенькой ключицы, дерзко смотрящей из распахнутого ворота байковой рубашки апаш. Очевидно, прошедшим летом Екатерина в отличие от Вадима времени не теряла. Он тоже обернулся. Безбилетница вняла совету: скрючилась с ножками на сиденье, отвернулась к окну. Мерно подрагивал смешной помпон. Очень трогательно. Не страдающий излишней сентиментальностью, Вадим почувствовал жалость. С девчонкой явно творилось неладное. Не может просто так ребенок, без денег и «конвоя», оказаться в автобусе, идущем неизвестно куда.

— Эй, граждане, производится бесплатная раздача пива! — раздался в начале салона веселый голос, и над сиденьями возник безволосый с улыбкой до ушей. В руках он подбрасывал две емкости из темного стекла. — Подходите, граждане, налетайте!

— Вот она, широкая русская душа, — шепнул Вадим. — Наберут бутылок двадцать, чтоб потом не отвлекаться, а после не знают, куда девать. Вы не хотите пива, Катя?

Блондинка покачала головой.

— Не хочу. Я считаю, что все надо делать вовремя. Летом пить пиво и сухие красные вина, в сентябре неплохо бы пошел «Токай» семьдесят шестого года…

— А зимой белый «Мартини» и портвейн «Саваж» с безумным послевкусием, — подхватил Вадим, — особенно при горящем камине и любовно сервированном столике. Вы не хотели бы составить мне компанию, Катя? Я знаю один превосходный камин. Это на углу Красного проспекта и Потанинской, двор недавно лопнувшего банка. Скажем, в конце сентября? Вы добьетесь просветления и прозреете, обещаю.

— А вы не опережаете события? — Катя покосилась на подозрительно застывший помпон.

— Ну что вы, — Вадим перехватил ее взгляд. — Я всего лишь мечтаю, Катя. Мечты в теории опережают воплощение их на практике. К сожалению… — он закрыл глаза, откинул голову и добавил: — А в паузах между сбычами мечт уместно и пиво. В любую погоду. — Однако за пивом он не пошел. Сколько ехать, неизвестно, а мочевой пузырь не резиновый.

Кольцов не помнил, сколько прошло времени. Он не спал, в памяти крутились события последних дней, вспоминались причины, вынудившие его оказаться именно в Томской губернии, а не где-нибудь, скажем, у экватора. Слух фиксировал звуки. Валюша на заднем сиденье тяжело вздохнула, зашуршала курточка. Скрипнули кроссовки — девочка поменяла позу. Зашумел народ в передней части салона. Минуту назад красавчик «мачо», охотно присоединившийся к дармовому угощению, рассказывал бородатый анекдот, слушатели лениво хмыкали, а дамы, как ни в чем не бывало, трещали, вернее, трещала одна, а другая поддакивала. Теперь в голосах звучали нотки недоумения и взволнованности. Заговорил целый хор, но Вадим различил лишь одну фразу — «Чего-то, мужики, я не втыкаюсь», — которую проговорил безволосый. Вадим открыл глаза. Машинально глянул на циферблат — полтора часа в пути, верст восемьдесят отмахали. За шторами — нескончаемые ельники, ничего нового или необычного. Необычным было только то, что автобус ехал не укатанным большаком, которых даже в удаленных уголках Сибири хватает, а какой-то узкой лесной дорогой, буквально раздвигая еловые лапы.

Кольцов покосился на соседку. Катя дремала, склонив на плечо симпатичную головку. На «камчатке» завозилась Валюша, узкая ручонка вклинилась между сиденьями и ущипнула Вадима за плечо.

— Эй, слушай, мы какую-то сетку проехали…

— Ты что, офигела? — Кольцов вздрогнул от боли. — Какую еще сетку?

— Откуда я знаю, какую? Сетка в лесу. Ее деревья прикрывали, а я увидела. А еще фигня какая-то вроде шлагбаума. Но не шлагбаум… а такая, знаешь, железка на катушку похожая, на нее еще канаты наматывают, когда корабли пристают.

— Кнехт? — окончательно очнулся Вадим. — Ты точно офигела, Валюша…

— Не-е, глюки — это не мое, — девчонка припала ртом к щели и зашептала. — С нее канат еще съехал, и такая фигня вроде калитки откатилась. Слушай, а куда мы заехали, а?

Пассажиры начали испытывать беспокойство. Мужчина с женщиной наперебой требовали у шофера объяснений. Коренастый поднялся и, не спеша, отправился в кабину — за информацией. Вадим закусил губу — недаром его беспокоило чувство опасности. Он откинул штору. Красоты дикой Сибири закончились на огромной разлапистой ели — древней и почти черной. Чаща расступилась, возник бетонный забор в два человеческих роста. Дырка в заборе (или врата?)… Автобус подбросило на мощном ухабе. Вадим чуть не вывалился в проход. Ойкнула Валюша, загалдел народ. Екатерина открыла глаза и завертелась.