Остров невезения - Андрей Дышев Страница 37

Кажется, Дикобраз горько пожалел о том, что Роза не успела его пристрелить. На его лице отобразилось столько ужаса и безысходности, что его трудно стало узнать. Губы задрожали, лоб покрылся глубокими морщинами, а из глаз полились слезы. Как этот страшный араб здесь оказался? Он ведь умер! Дикобраз вместе с Максом бросили его в океан! Значит, он все-таки выжил? Или он вернулся с того света, чтобы наказать Дикобраза?

На Геру встреча с прославленным террористом не оказала столь сильного впечатления. Он даже не испугался, потому как кинжал Азиза выглядел хоть и устрашающим, но все же не таким радикальным орудием казни, как карабин.

Азиз, изучив лицо Геры, перевел взгляд на рыдающего Дикобраза. Брови араба в недоумении выгнулись, казалось, он хочет сказать: «Зачем плачешь, глупый? На том свете так хорошо!» Опустив ладонь на голову Дикобразу, он заставил несчастного коснуться лбом пола. Будучи уверенным, что араб сейчас обезглавит его ударом кинжала, Дикобраз забормотал слова молитвы. Азиз в самом деле взмахнул своим страшным оружием, но голову отрубать не стал, а лишь перерезал веревку, которой были связаны руки Дикобраза.

Сбитый с толку таким непредсказуемым поведением араба, Дикобраз перестал всхлипывать и отполз к стене.

– Кто пилот? – спросил Азиз на скверном английском и снова строго взглянул на Дикобраза. – Кто управлял «Лиджетом»?

Дикобраз пожал плечами. Он поступил очень порядочно и не выдал Геру, тем не менее зачем-то выразительно посмотрел в его сторону.

Азиз снова склонился над лицом Геры.

– Ты? – спросил он и ткнул своим высушенным коричневым пальцем ему в грудь.

Гера не стал отпираться и кивнул. Этого человека он видел первый раз в жизни и ничего плохого ему не сделал. А потому не слишком боялся.

– Пойдем, – сказал Азиз.

– Куда? – уточнил Гера, полагая, что араб намерен казнить его на свежем воздухе.

– На телевидение.

Похоже, этот свирепый на вид камикадзе обладал очень тонким и малопонятным чувством юмора. Гера пошевелил плечами, выказывая полную готовность идти на телевидение, на киностудию или даже к черту на кулички, но только со свободными руками. Азиз взмахнул кинжалом, обрезая веревку.

– Я живой! – проникновенно произнес он, строгими глазами рассматривая лицо Геры.

– Я об этом сразу догадался, как вас увидел, – согласился Гера, растирая занемевшие руки.

– А все думают, что мертвый, – добавил Азиз.

– Это они, конечно, делают зря, – с пониманием ответил Гера.

– Ты должен сказать, что меня в твоем самолете не было.

– Кому сказать?

– Всем. По телевизору.

– По телевизору? – переспросил Гера и, как-то странно взглянув на Азиза, невольно хихикнул.

– Мне кажется, он не совсем нормальный, – сквозь зубы процедил он Дикобразу, который в сравнении с арабом казался умным, как академик.

– Это не помешает ему отрезать нам головы, – проскулил Дикобраз.

Азиз засопел, выпрямился и, вытянув руки к потолку, что-то нараспев произнес на незнакомом языке. Если это было началом обряда жертвоприношения, то Гере стоило поторопиться.

– Я не думаю, что вам стоит соваться на телевидение, – сказал он. – Как только вы признаетесь, что вы Абдул Азиз, военные летчики сбросят на телецентр ядерную бомбу.

Араб опустился на корточки рядом с Герой и посмотрел на него печальными глазами.

– Я не террорист, – сказал он грустно. – Я студент из Саудовской Аравии. Ихтиолог. Я изучаю проблему миграции промысловых рыб.

– Да я охотно вам верю! – поклялся Гера, прикладывая ладонь к сердцу. – Я сам обожаю рыбу, особенно сушеную и под пиво…

– И я тоже обожаю! – торопливо вставил Дикобраз, полагая, что признание в любви к рыбам будет воспринято арабом как смягчающее обстоятельство.

– Но генерал Чеффиндж почему-то считает, что вы террорист! – запальчиво продолжал Гера. – И ему взбрело в голову, что вы проникли на мой самолет для совершения теракта.

Азиз обхватил лысую голову, закачался и запричитал.

– Я кушал в ресторане, – говорил он, маятником раскачиваясь из стороны в сторону. – Чуть-чуть выпил. Увидел девушку. Хотел познакомиться. А это оказался мужчина в платье. Я его стукнул, и меня забрала полиция. А там один нехороший майор сказал, что я работаю на Аль-Каиду. А я не знаю, кто такой Аль-Каида! Я с ним незнаком! Я студент! Я изучаю миграцию…

– Хорошо, хорошо! – перебил его Гера, следом за Дикобразом медленно отползая к пролому в стене. – Я вам верю! Какой же вы террорист! Плюнуть не на что! Я как вас первый раз в отеле увидел, так сразу и подумал, что вы ихтиолог или рыбак, который занимается проблемой миграции ракообразных по дну Ла-Манша…

Азиз, услышав эти слова, протянул свою длинную худую руку, схватил Геру за ворот и, с надеждой глядя ему в глаза, произнес:

– Вот, правильно говоришь! Ты хорошо говоришь. Так и скажешь с телевизора. А то мне никто не верит. А я хочу домой, в Лайлу! Я хочу к маме! У меня мама совсем старенькая! Она если станет волноваться, может много посуды побить, много мебели поломать!

– Лучше вы как-нибудь без меня! – натянуто улыбаясь, ответил Гера и попытался оторвать руку Азиза от своего воротника.

– Без тебя нельзя, – покачал лысой головой Азиз. – Этот генерал сказал, что я мертвый. И теперь ему все верят. А если я скажу, что это я, Абдул Азиз, то все станут смеяться и говорить: как же ты можешь говорить, что ты Азиз, если ты мертвый? А если ты скажешь, что я живой, то тебе поверят.

– Видите ли, – ответил Гера, отрывая руку араба от своего ворота вместе с куском ткани. – Про меня генерал тоже сказал, что я мертвый. И, если я приду на телестудию живым, он очень постарается, чтобы сделать меня по-настоящему мертвым. Он на моем самолете генеральские погоны себе заработал! И вы думаете, ему хочется отдавать их обратно?

Дикобраз, напоминая старую и ленивую жабу, плавными движениями переставлял конечности и подползал все ближе к пролому. Азиз внушал ему мистический ужас, и Дикобраз предпочел бы оказаться во власти своего бывшего хозяина, чем смотреть на черную бороду, ослепительно белые зубы и острый кинжал. И потому он намеревался вырваться из вагончика любой ценой.

Но, судя по всему, Азиз вовсе не имел никаких претензий к Дикобразу. Он либо вообще забыл о его существовании, либо не придавал значения его настырному перемещению к дыре в стене. Не продолжая дискуссию о живых и мертвых, он обреченно вздохнул и приставил острие кинжала к горлу Геры.

– Тогда я отрежу тебе голову, – безрадостно пообещал он. – И все скажут: прав был генерал, что назвал Азиза террористом, потому что Азиз отрезал мирному гражданину голову. Но зато все увидят, что я живой, и моя мама не будет очень волноваться.