Федеральный наемник - Владимир Гуркин Страница 36

— Но почему возникла между вами такая вражда? Вы в чем-то не сошлись друг с другом? — выпытывал священник.

— В том-то дело, что ничего особенного между нами не происходило. В свое время я довольно много думал, почему я вызываю у него ненависть. И пришел к выводу, что дело в том, что я просто другой, не такой, как он. И это его чрезвычайно бесит. Может быть, он это не осознает, а может как раз он это отлично осознает, но ему хочется быть таким, как я. Но он отлично понимает, что этому никогда не бывать. Вот он и вымещает на мне свою злобу. Что-то скоро будет, — вздохнул я.

— Не исключено, что вы правы. Многие пытались подражать Христу, а когда ничего у них не получалось, возводили на него хулу. А затем его распяли, дабы не смущал пример перед глазами.

Невольно я рассмеялся.

— Отец Борис, очнитесь, я меньше всего похож на Христа. Я — бывший уголовник, совсем недавно вкушавший тюремную баланду. Вы удивлены, отче, не знали, где я провел последние три года. И очень боюсь, что совсем скоро снова туда отправлюсь. Поверьте мне, Майоров сделает для этого все возможное и невозможное.

— То, что вы сидели, я догадался сразу, — спокойно сказал отец Борис. Я много встречался с теми, кто был в зоне, у них особая манера поведения. И у вас тоже. Но мало ли что случается с людьми. Я думаю, самая большая опасность угрожает Павлу; если узнают, что он самовольно покинул часть, ему это не простится.

Я кивнул головой, эти мысли уже приходили мне в голову.

— Нам надо в один голос утверждать, что он житель Столицы, убежал оттуда, так как там жить стало невозможно. А документы потерялись в переездах. Оружие мы подобрали. Ты все слышал? — спросил я.

— Все, — глухо отозвался Павел. Я видел, что он тоже встревожен.

Прошел час, но нас никто не вызывал на допрос. Это меня удивляло; я-то думал, что Майоров просто горит желанием пообщаться со мной. Ко мне подсела Ванда. Мне показалось, что она не выглядит особенно обеспокоенной из-за нашего ареста. Может, она все еще слишком поглощена своим горем?

— Вы действительно сидели в тюрьме? — задала она несколько неожиданный для меня вопрос.

— Три года, от звонка до звонка.

Ванда как-то странно смотрела на меня, и я не понимал смысл ее взгляда.

— А можно узнать за что?

Так как вот-вот должна была состояться встреча с человеком, знающим эту историю досконально, больше скрывать ее не было никакого смысла. Хотя и рассказывать ее мне не слишком хотелось. В свое время мне пришлось это делать очень часто и не по своему желанию.

— Если вам это интересно, то я вам коротко расскажу. Во время первого вторжения, я командовал отрядом спецназа. Перед нами была поставлена задача: выявлять группы боевиков, докладывать об этом в штаб и по возможности их уничтожать. Однажды мы наткнулись на довольно большой отряд; завязался бой. У нас была хорошая позиция, и мы неплохо их потрепали. Боевики решили спрятаться в расположенном неподалеку селение. Они заняли на его окраине оборону.

Мы вызвали по рации подкрепление. Вскоре в нам подошла рота пехоты. Ею командовал капитан Майоров. Вместе с ним мы составили план операции. Мы должны были одновременно нанести удар с двух сторон: я — в лоб, а он с тылу. Проблема заключалась в том, чтобы действовать синхронно; только в этом случае боевики оказывались бы в сложном положении, им пришлось бы сражаться сразу на двух фронтах. Не знаю до сих пор, что произошло, но этот капитан Майоров промедлил, не начал атаку в условленное время. Мы остались одни под их кинжальным огнем. Но часть моего отряда все же сумела обойти их с фланга и заставить покинуть позиции. Хотя стоил этот успех очень дорого, несколько человек погибли. И лишь как-то только боевики побежали, в атаку пошла пехотная рота.

— Что же было дальше? — спросила внимательно слушающая меня молодая женщина. Пока я рассказывал эту уже давнюю историю, мне казалось, что она не пропускает ни единого слова.

— Боевики спрятались по домам. Их пришлось оттуда выкуривать. В одном доме погибло у меня на глазах двое моих бойцов. Я подошел к следующему дому. Смерть моих ребят повлияло на меня, наверное, в ту минуту у меня обострилось чувство страха. В доме послышалось какое-то движение, раздались несколько выстрелов. Я бросил через окно в комнату сразу две гранаты. Там истошно закричали. Когда же мы туда ворвались, то увидели страшную картину: в луже крови лежали четверо человек: старик, женщина и двое маленьких детей.

В этот момент в дом вошел Майоров. Его солдаты тоже прочесывали село. Он увидел лежащие тела и сразу понял, что это моих рук дело. Но тогда мне было не до него, я знал, что в доме скрываются боевики. Я рванулся в другую комнату и увидел двоих бандитов. Они как раз вылезали в окно. Я выстрелил в них, но промахнулся и им удалось скрыться.

— Что случилось потом? — спросил отец Борис.

— Тогда погибла не только эта семья, но еще несколько семей. Об этом истории узнал один журналист, он предал ее гласности. Он много преувеличил и просто наврал, количество жертв он увеличил раз в пять. Но поднялся большой шум, общественность, в том числе международная, потребовала тщательного расследования происшествия, сурового наказания виновных, как они выражались в бойне. Срочно появилась нужда в козле отпущения и кто-то решил, что им должен стать я. Меня арестовали, началось следствие. В качестве главного свидетеля выступал Майоров, он-то и рассказал о том, что я убил семью местных жителей. Но он ничего не сказал о том, что перед этим в меня стреляли, что в доме прятались два бандита. Наоборот, он утверждал, что там никого не было, кроме мирных граждан, которых я то ли по ошибке, а то ли сознательно, мстя за убитых товарищей, изрешетил гранатами. Меня признали виновным и приговорили к трем годам, коих я и отсидел от звонка до звонка. Вот, собственно, и вся история. Теперь мы с ним снова встретились.

— Если бы вам предоставилась возможнось, вы бы убили его? — вдруг спросил отец Борис.

Я с удивлением посмотрел на него.

— Мне трудно сказать. Убить? Когда я слушал его показания на суде, мне хотелось это сделать. Но то было давно. Хотя желание отомстить ему у меня большое. Но каким именно образом, не знаю. Но что сейчас об этом говорить, я в его в руках, а не он — в моих.

— Если все было так, как вы говорите, то он взял на себя тяжкий грех, — сказал отец Борис.

— Кого это волнует, кто думает об этом — грех не грех. Все поступают по обстоятельствам, в зависимости от своей выгоды. Как знать, может быть, я на его месте поступил бы точно также. Или еще хуже.

Я вдруг заметил, что к нашему разговору прислушивается Аслан.

— А ты бы как поступил в этой ситуации? — спросил я юношу.

— Я бы убил его при первой же встрече, — решительно заявил Аслан. Его лицо при этом приняло хищное, словно у стервятника, выражение. Да решительно настроен этот юноша, подумал я.

— Вот видите, все просто, — проговорил я. — Око за око, зуб за зуб, так, кажется, у вас сказано в Библии?