Повелитель баталий - Сергей Самаров Страница 36

Младший сержант Чубо сорвал верхушку какой-то травы и принялся интенсивно жевать ее. Кругом сразу запахло сырокопченой колбасой, да так сильно, что весь рот наполнился слюной. Мне невыносимо захотелось немедленно съесть солидный кусок. Но траву я жевать не стал, чтобы не растравливать себя, а сырокопченая колбаса в сухой паек спецназовца не входит. Поэтому добыть ее было негде.

Тем не менее я спросил младшего сержанта:

– Что за трава такая пахучая?

– А я и не знаю, как она называется. Ее собирают для приправы. В хмели-сунели добавляют. Она не только на Кавказе растет. У нас на Урале тоже встречается. Мама моя, когда гусей на Рождество коптит, этой травой их натирает, перед тем как в трубу повесить.

– В трубу?.. – переспросил я, начисто урбанизированный человек.

– Ты разве не знаешь, как гусей коптят?

– Ни разу не коптил.

– Жизни ты, Волконогов, не видел, – сказал младший сержант Чубо. – Гусей на проволоке опускают в печную трубу на пару недель, чтобы хорошенько прокоптились. А топить в эти дни стараются одной елохой. Самый вкусный дым от нее.

– Елкой, что ли? – Я опять не понял и показал свою стандартную городскую неграмотность в сельской жизни.

– Не елкой, а елохой. Елоха – это ольха. Царские дрова, считается. Можно рыбу коптить на елоховой стружке. И цвет золотистый, если не перекоптишь, и вкус ни с чем не сравнимый.

Старший лейтенант в течение нескольких минут слушал чужие переговоры, не стал вытаскивать гарнитуру трофейной рации из уха, а сам этот аппарат положил в верхний карман разгрузки. Микрофон при этом болтался на проводе, видимо, отключенный. Станиславский сначала хотел было совсем его оторвать, но передумал и засунул в тот же карман. Наверное, наш командир хотел при случае дать громкую оценку боевым способностям коммандос, которые навсегда выбыли из строя после встречи с нами. При знании грузинского языка сделать это было несложно.

– Что там нового, товарищ старший лейтенант? – поинтересовался Чубо.

– Ищут, где мы можем быть. Они вообще еще не уверены, что мы где-то здесь. Мы допустили ошибку, атаковав пост. Но его нельзя было обойти. Если бы мы и ухитрились каким-то чудесным образом это сделать, то на выходе все равно показали бы им свои спины. Теперь, когда пост найдут, будут уверены, что мы неподалеку. Погоня нам обеспечена, это точно.

– А локаторы что? – спросил я.

– Нас только один локатор обнаружил. На других станциях, наверное, люди чай пили в это время. А одна станция координат не даст. Она покажет только линию, на которой мы находимся. Эта полоска может тянуться отсюда до Цхинвала. Но раз мы себя обнаружили, то надо уходить. Волконогов, что у тебя на планшете?

Я часто посматривал на монитор и теперь просто повернул его к старшему лейтенанту. На «живой» карте космической съемки мы присутствовали в виде светящихся точек. Других таких же поблизости не было. Значит, не наблюдалось и угроз нам. Тем не менее, чтобы их в ближайшее время не возникло, нам, наверное, стоило поторопиться.

– Вперед! – приказал командир взвода.

Он пошел первым, мы с младшим сержантом двинулись следом, и почему-то нестроевым шагом. Наверное, при таком темпе передвижения он выглядел бы как в дешевой комедии. Однако мы чувствовали себя участниками трагедии. Это обстоятельство кардинально меняло наше настроение.

Путь наш лежал в единственные здесь ворота между крутых скал, китайской стеной выстроившихся поперек нужного нам направления. По большому счету даже мне было понятно, что это место – своего рода Фермопильское ущелье, где триста спартанцев царя Леонида остановили огромную персидскую армию. Мы втроем смогли бы удержать здесь на какое-то время если не всю грузинскую армию, то хотя бы тех коммандос, которые были расквартированы поблизости.

Беда заключалась только в том, что позади Фермопильского ущелья была Греция, родная земля, а за этими воротами тоже лежала Грузия. Коммандос могли подойти к нам с обеих сторон. Надежда на то, что они проведут встречную атаку и перестреляют друг друга, была слишком призрачной.

Если бы противник окружил нас, тогда наше положение стало бы просто плачевным, совершенно безвыходным в самом прямом смысле этого слова. Тем не менее более удачного места для засады поблизости нельзя было отыскать.

Это, несомненно, заметил и более опытный, чем я, вояка в нашей команде. Старший лейтенант Станиславский остановился. Он внимательно посмотрел по сторонам и углубился в размышления.

Именно этим путем, как нам казалось, должны были возвращаться те двенадцать бандитов с российского Северного Кавказа, которые прошли в лабораторию. По крайней мере, мы думали, что они пойдут назад. Планшетник показал, что эти люди вошли во двор лаборатории, но там и остались. Куда-то в помещения их не приглашали. Значит, они пришли ненадолго.

Правда, какие-то сотрудники лаборатории вели с бандитами переговоры. Камера спутника при сильном укрупнении показывала нам, что визитеры явно недовольны сложившейся ситуацией. Их, кажется, заставляли что-то сделать. Переговоры шли прямо во дворе, где бандиты расселись на длинных ящиках. К сожалению, спутниковые камеры не оборудованы чуткими микрофонами, способными из космоса слушать то, что говорится на земле. Нам оставалось только догадываться, что там происходит.

Подошло время очередного сеанса связи.

– Без меня будете обходиться, товарищ старший лейтенант? – не удержался я и съязвил.

Станиславский собрал на переносице морщины и сказал:

– Не хватало только, чтобы против нас в усиление коммандос сунули еще и тех бандитов. Этот противник посерьезнее. По крайней мере, они воевать умеют. Хотя, как и коммандос, только до тех пор, пока их бить не начнешь. А как врежешь хорошенько, те и другие только на ноги и надеются. Я диктовать буду, а уж ты шифруй и отправляй сам.