Капитан Валар. Призовая охота - Сергей Самаров Страница 36

Когда пришла мама, пленник отчего-то вдруг застеснялся, сначала отвернул лицо, потом вообще рывком перевалился на бок, чтобы мама не видела его лица. А посмотреть было на что. Хотя узнать его – если даже она его когда-то и видела – мама едва ли смогла бы. Кулак у меня все же не самый легкий. Угодил он в лоб чуть выше бровей. Сразу следов удара заметно не было, но уже через полчаса на лбу возникла тяжелая, синяя, как баклажан, шишка. Она быстро начала сползать вниз, на брови и переносицу. Тем не менее желание мужчины отвернуться не могло не вызвать моего любопытства.

– Ты его когда-нибудь видела? – спросил я маму.

Она пожала плечами. Войдя со света в полумрак, рассмотреть лица она не успела, а потом пленник отвернулся. Мне пришлось обойти его и не очень вежливо перевернуть ногой на спину. Наклоняться не хотелось. Синяк начал наплывать на глаза, создавая естественную маскировку. Однако, несмотря на этот «камуфляж», мама его узнала.

– Он позавчера к нам в школу приходил. Хотел устроиться на работу учителем физкультуры. Документы до сих пор у директора лежат. Там диплом, заявление, ксерокопия паспорта, а трудовой книжки не было. Обещал, что на днях ему пришлют, тогда и принесет. У нас учителя физкультуры нет. А этот не просто учитель, он какой-то там чемпион по борьбе, что ли.

– Был чемпионом, – сказал я. – Сейчас майор милиции из Махачкалы. Учителем физкультуры он, естественно, устраиваться не собирался. Это он так оправдывал свое пребывание здесь. И трудовую книжку ему никто присылать, я думаю, не намеревался. Он еще со службы не уволен, а просто находится в отпуске. И решил в отпуске «калымом» заняться. Пятьдесят тысяч баксов заработать, отрезав мне голову... Ладно, мама, разберемся и с чемпионом. Мне почему-то моя голова больше нравится, когда она на плечах сидит. Надеюсь, что и тебе тоже.

С улицы послышался звук двигателя автомобиля. Я выглянул в дверь. Рядом с покосившимися воротами остановился микроавтобус «Мерседес Спринтер». Отъехала вбок дверь салона, оттуда выскочили три человека в «краповых» беретах и в полной боевой экипировке, с автоматами, и стремительно ворвались в калитку. Со мной даже не поздоровались, не представились. Только резко спросили:

– Где?

Я показал кивком головы. Один из «краповых» остался снаружи, осматриваясь и поводя стволом автомата из стороны в сторону, двое вошли внутрь. Провода с ног пленника сразу сняли, чтобы не нести на руках, руки развязывать не стали и, подняв и поставив на ноги, бесцеремонно потащили к машине. Все это было сделано молча и достаточно грубо. Мама, не привычная к таким картинам, смотрела на действия «краповых» с удивлением.

– Пистолет его заберите, – сказал я в спину уходящим. – Нужно его на экспертизу отправить. Пусть попробуют ствол идентифицировать. Здесь вчера четверых ментов расстреляли – кажется, из «беретты». Дознаватель из райотдела так сказал.

Я ловко «перевел стрелки» в нужном мне направлении.

За пистолетом зашел тот, что изначально оставался снаружи. Он принял «беретту» вместе с навинченным глушителем. В качестве довеска я протянул и документы пленника. На этом мы с «краповыми», не сказавшими ни слова, если не считать изначального краткого вопроса, расстались. Приятно, признаюсь, работать с глухонемыми, ничего им объяснять не нужно...

* * *

В какой-то мере обезопасив себя, я все же не успокоился и, пока не стемнело, сходил в сарай и вытащил небольшую бухту проржавевшей колючей проволоки. Ее я в несколько рядов протянул через высокую траву около дома в местах, где можно было пройти к окнам. Двери так «застраховать» было невозможно, потому что с этой стороны двор был чист от травы. Но я все же бросил в паре метров от калитки моток оставшейся «колючки», а саму калитку на расстоянии десятка сантиметров от земли «перекрыл» обыкновенной проволокой, протянув ее от столба до столба. Если кто-то пожелает зайти в темноте, то обязательно споткнется. Человек с боевым опытом обязан решить, что он зацепился за «растяжку» и вот-вот последует взрыв гранаты. В этом случае спасение состоит только в том, чтобы прыгнуть в сторону и залечь. Забор и столбы калитки такой возможности не дадут, и скакнуть можно будет только вперед, то есть на остатки «колючки», а это мало кому понравится.

К сожалению, мама моя не признавала консервы, и потому в доме не оказалось пустых консервных банок. Иначе я и сигнализацию бы соорудил по периметру дома. Смонтированная из консервных банок, она хорошо известна еще со времен Первой мировой войны и зарекомендовала себя надежным средством защиты.

В итоге я обезопасил себя со стороны четырех ментовских капитанов, одного ментовского майора, местных ментов и следственных органов Московской области, ловко «переведя стрелки» на майора из Махачкалы. Однако оставались еще люди, что приезжали в деревню на машине и интересовались моей личностью у бабушки Поли. Но они пока еще на подходе и плотно на мой след, к своему счастью, не вышли. А мне осталось дождаться завтрашнего дня, чтобы на какое-то время «спрятаться» за надежными стенами камеры в следственном изоляторе. После этого можно уже будет подумать, что предпринять.

С этими мыслями я отправился спать, но не в дом, а в сарай на старый сеновал, который давно уже не помнил, что такое сено. Корову мы с мамой не держали даже тогда, когда я был школьником. Когда приехали в эту деревню, маме, как учительнице, выделили этот дом; предлагали даже средства на покупку коровы, но она не захотела ее брать, потому что человеком была не деревенским и общаться с домашним скотом не умела. К тому же содержание коровы всегда связано с появлением телят, которых потом в деревнях режут на мясо. Мама считала, что не сможет никогда есть мясо животного, которое она ласкала и кормила. В этом была своя жизненная правда. Один подполковник из нашей бригады вышел на пенсию, поселился в деревне и завел себе поросенка, чтобы зарезать его, когда тот вырастет в качественного носителя сала и мяса. Через три года к нему приехали друзья. Поросенок вырос в громадного борова, а подполковник так и не сумел его зарезать, считая верным другом и компаньоном. И резать не собирался.

Сеновал у нас, таким образом, был лишен сена, но я бросил на жесткие доски старое ватное одеяло и благополучно улегся. Сон на свежем воздухе, говорят, бывает более крепким, чем даже гипнотический. Тем не менее я спал привычно чутко и несколько раз просыпался от пришедших со стороны звуков. Но короткая летняя ночь прошла спокойно, никто за моей головой не пришел, и к тому времени, когда поднялась мама, я уже успел убрать и колючую проволоку перед калиткой, и проволоку у самой калитки, чтобы она не споткнулась.

С мамой я попрощался.

– Меня сегодня уже, наверное, не застанешь. – Я наклонил голову, и она поцеловала меня, как в детстве, в макушку.

– С богом. Мы с отцом Василием будем за тебя молиться. Я и на службе молебен закажу; значит, и другие за тебя помолятся. Это сильная защита, ты не сомневайся.

– Я не сомневаюсь, мама. Ты себя береги. Генерал обещал тебя подстраховать. Думаю, он выставит таких же парней в «краповых» беретах где-нибудь поблизости. Может быть, в том же соседнем доме. И сам тебе позвонит.