Врата джихада - Александр Чагай Страница 36

Ксан нахмурился и сменил тон.

— Вам бы поскорее ее покинуть и забыть. В России у вас семья, займетесь каким-нибудь делом.

— Едва ли. С женой мы перестали понимать друг друга, у нее своя жизнь. Конечно, можно вернуться в бизнес, деньги кое-какие остались. Но я сделал свой выбор.

— В Афганистан вам путь заказан.

— Разве в этом дело? — Аббас улыбнулся, как показалось Ксану, немного грустно.

На следующий день пришли результаты предварительной проверки, мало обнадеживающие Аббаса. В телеграмме ГУБОПа говорилось, что способствовать его возвращению в Россию не стоило. Но раз уж так сложилось, в аэропорту его «встретят», а дальше «разберутся». Таким образом, беднягу ожидали новые передряги, но сообщать ему об этом Ксан не стал: зачем раньше времени расстраивать человека.

МИД «отстучал» лаконичную шифровку: юридических препятствий для репатриации не имеется.

Наиболее подробной и конкретной была ориентировка из ФСБ. Контрразведчики опросили родственников и друзей Аббаса, все факты подтвердились. Его родители умерли, а жена шла в гору по коммерческой линии: оставив клинику, возглавила фирму по торговле мединструментами. Бывшего супруга называла не иначе, как «блаженным». Любопытнее всего было то, что она рассказала о своей взрослой дочери, которая, дескать, пошла по стопам отца, и кроме религии слышать ни о чем не хотела. Гюзели исполнился двадцать один год, и она обучалась на втором курсе Международного исламского университета в Исламабаде. Об этом Аббас ни разу не упоминал, что было, по меньшей мере, странно. Неужели отец не знал, что его родной ребенок находится в том же самом городе, где он сейчас проживает? Неужели после долгой разлуки не захотел увидеться?

Информационная служба сообщила, что самолет пакистанских авиалиний прибудет с опозданием на полчаса.

— Вот и хорошо, — вздохнул Ксан, — я уж боялся, что тут заночевать придется.

Поднявшись с кресла, прошествовал к зеркалу, висев­шему на противоположной стене зала, и придирчиво осмотрел себя. Поправил расческой поредевшие волосы, которые проволочными нитями пересекали череп, подтянул галстук. Вернувшись, пояснил:

—Выглядеть надо тип-топ, среди паков такие экземпляры попадаются, прямо аристократы. Приходиться соответствовать.

Я согласился и машинально пригладил собственные волосы, хотя мне наводить красоту было ни к чему.

Опустившись на мягкое сиденье рядом со мной, Ксан прокряхтел:

—Отдохнем еще немного, заодно дорасскажу. Эй! — это относилось к бармену. — Еще водки.

Вернувшись домой, Ксан заглянул Аббасу в глаза и сказал примерно следующее:

— Дорогой, что же вы не сказали, что у вас в Исламабаде дочь? Не соскучились? А может, не знали?

У Аббаса дернулся угол рта, он провел рукой по лицу, опустил голову.

«Знал», — подумал Ксан.

—Я не хочу создавать своей дочери никаких проблем, — тихо произнес Аббас. — Это мой единственный ребенок. Я люблю ее больше, чем. — Он похрустел пальцами и не стал договаривать. — Кроме нее, у меня никого.

«Ха, — внутренне усмехнулся Ксан, — а про Всевышнего забыл?».

— Я хочу, чтобы все у нее было хорошо, — продолжал татарин. — Раз она выбрала для учебы эту страну.. Неужели вы не понимаете, что будет в университете, когда там узнают обо мне? Что я сидел в тюрьме, что меня подозревают в связях с террористами. На девочку ляжет клеймо, наверняка ей и так нелегко.

Однако Ксана было не разжалобить.

— Все равно придется встретиться. — Заметив, что что лицо Аббаса словно одеревенело, смягчил тон. — Да вы не вол­нуйтесь. Организуем встречу без орушников [23]. Раз лопухнулись, не добившись от вас столь элементарной информации, так пусть остаются в неведении. Ректору университета и подружкам тоже не расскажем.

Во взгляде Аббаса сквозило беспокойство, но возразить ему было нечего.

Разыскать Гюзель оказалось нетрудно, достаточно было позвонить в университетское общежитие. В женском корпусе царили свои порядки: мужчин там не жаловали и к звонкам лиц «сильного пола» относились с подозрением. Ксан это знал и попросил позвонить свою секретаршу, которая связалась с Гюзелью. Телефона в комнате у девушки не было, за ней сбегала дежурная по этажу.

Секретарше показалось, что известие об отце ошеломило студентку. Секунд десять молчала, слышно было только шумное дыхание. Затем срывающимся голосом произнесла: «Как.», добавив обязательное: «Аллах всемогущий».

Для встречи выбрали огромный и малолюдный Фатима- Джинна парк, где заметить наружное наблюдение было достаточно легко. Однако за Ксаном и Аббасом никто не следил, и Гюзель приехала без «сопровождения».

При виде отца замерла как вкопанная, только пальцы двигались — тонкие, как у пианистки. Девушка была красивая — стройная, тонкие брови, будто вычерченные циркулем, четкий рисунок носа и губ. Аббас тоже стоял неподвижно, уставившись на родную дочь. Затем, сделав шаг вперед, обнял ее за плечи. Гюзель не возражала: всхлипнула и спрятала голову на груди у отца. Тот зашептал что-то нежное, поглаживая ее по спине. Потом они направились к скамейке, уселись на нее, взявшись за руки.

Ксан отошел в сторону, однако при этом внимательно следил за счастливыми родственниками, подмечая все детали. Вот Гюзель что-то говорит, Аббас слушает, согласно кивает.

— И что дальше?

Я торопил Ксана, до приземления самолета оставались минуты.

Ксан допил водку, на предложение бармена «освежить» ответил отказом. Вытер рот салфеткой, закурил.

— Они виделись еще несколько раз. Сами созванива­лись, ехали в какой-нибудь парк или в недорогой ресторан. У Гюзели были свои накопления, и она не пожалела отцу денег на билет. Паспорт ему выписали, а что его ждало в России — об этом можно было лишь догадываться. Не исключаю, что ничего страшного. Ну проверили бы, помытарили пару недель.

— А как вышло на деле?

—Улетел он благополучно, — сказал Ксан, заполняя легкие дымом, — мы его проводили, чин-чинарем. Гюзель не пришла: на аэродроме полно шпиков, стали бы потом донимать. Погрустила, поплакала, но потом согласилась, что так лучше. Подарила папе на прощание серебряное кольцо с гравировкой: «Прошу у Аллаха, чтобы ты всегда был на Истинном пути и чтобы Аллах даровал тебе полное спокойствие».

— Стало быть, все благополучно завершилось, — подытожил я, однако мой друг отрицательно качнул головой.

— Улетел благополучно, но не прилетел. В Москву не прилетел. Мы потом его маршрут устанавливали. В Дубае для него был билет в Доху заказан, а оттуда он направился в Сану. В Йемене следы Аббаса потерялись совсем.

—Значит, — взволнованно воскликнул я, — он вас обманул! — Тут меня осенило: — Может, вообще он никакой был не Аббас, а.