Заповедник страха - Владимир Гриньков Страница 36

Шурик появился спустя несколько часов, когда Хмель уже совсем извелся.

– Пошли, – сказал он Хмелю и заглянул в глаза так ласково-участливо, что у Хмеля от недобрых предчувствий сжалось сердце.

Такой неискренне добрый взгляд можно увидеть, наверное, у хирурга, когда он приглашает на операционный стол больного, а сам в благополучном исходе операции нисколько не уверен.

В кабинете Хмеля дожидались трое строгих мужчин в штатском. С первого взгляда можно было определить, что не чета они Шурику. Пыльный асфальт топчут крайне редко, и на брюхе ползать по болоту их не заставишь. Начальство, не иначе. Едва Хмель вошел, эти трое его в одно мгновение сфотографировали взглядами-рентгенами и выставили ему оценку по одним им известной шкале. Вроде бы на их лицах ничего нельзя было прочитать, но Хмель почему-то заподозрил, что баллов он с ходу заработал не очень много.

– Как вы себя чувствуете? – спросил один.

– Нормально, – буркнул Хмель.

Они все-таки видели его насквозь, и поэтому собеседник сказал Хмелю без обиняков:

– Вам еще будет трудно какое-то время. Эта история, в которую вы попали, штука, конечно, неприятная. Но это надо пережить. Мы вам поможем, вы будете в безопасности, – он посмотрел на Шурика, и тот с готовностью кивнул. – Мы его возьмем, этого убийцу. Вы пока живите, как жили. В своей квартире. Вы ее снимаете?

– Да, – подтвердил Хмель. – Снимал. Я не заплатил за следующий месяц.

– Надо заплатить.

– Нечем.

– А с зарплаты?

– Я уволен.

– Ах да, – вспомнил собеседник Хмеля.

Но для него не существовало неразрешимых проблем. Он был из разряда тех людей, которые не замечают возникающих трудностей.

– Я скажу вашему бывшему шефу – он вам выплатит какое-нибудь пособие.

Хмель понимал, что так и будет. Возможно даже, что шеф ему деньги лично на дом привезет. Этот, в штатском, способен доходчиво все объяснить.

– Из квартиры часто выходить не надо, – сказал мужчина. – Только в магазин за сигаретами, к примеру, или за хлебом. А так – все время быть дома. Несколько дней, я думаю. Вряд ли это продлится дольше.

– Что продлится? – насторожился Хмель.

– Пока мы его поймаем.

– А где вы будете ловить? – укреплялся в своих подозрениях Хмель.

Ловля на живца. Да что же за проклятие над ним такое?

– Наши люди будут рядом. Вам нечего бояться.

– Ну уж дудки! – не выдержал Хмель. – Я не согласен!

– На что? Чтобы наши люди были рядом?

– Чтобы я был приманкой!

– Вы не приманка, – терпеливо объяснял собеседник. – Вы – Хмельницкий Александр… Как вас там по батюшке?

– Богданович.

– То есть ваш отец – Богдан Хмельницкий? – приподнял бровь собеседник.

– Да! – ответил Хмель, озлобляясь.

– Надо же, как интересно, – сказал собеседник.

Он издевался над Хмелем, и нечем было крыть.

– Он все равно придет к вам, Александр Богданович, – сказал мужчина в штатском. – Вы ему нужны.

– Я уеду.

– Куда? В Екатеринбург? Так он найдет вас там. В вашем паспорте есть штамп прописки. А паспорт, я думаю, у него.

– Страна большая, – мрачно сказал Хмель. – Я ведь и не в Екатеринбурге могу.

– Будете жить – и все равно бояться. Поверьте мне. Вас этот страх будет изводить. Сойти с ума от страха – это ведь не просто слова, можете спросить у психиатров.

Хмель молчал.

– И я еще раз повторяю: он может вас найти. Я много что в жизни видел, и вы уж мне поверьте – это сильный враг. Мы пока не знаем, кто его учил, но подготовка у него серьезная. Если его учили только убивать – это одно. Но если его так же хорошо учили искать – тогда совсем другое. Тогда он вас найдет…

Он склонил голову набок и смотрел на Хмеля. Куда-то в лоб. Наверное, пытался представить, как будет выглядеть пулевое отверстие в его башке.

– Я не хочу! – сказал Хмель. – Я отказываюсь!

Теперь все смотрели на него так, будто он только что совершил самую большую ошибку в своей короткой жизни.

– Хорошо, – невозмутимо произнес человек в штатском. – Можете идти. Но вам пока придется оставаться в Москве. Будете под подпиской о невыезде. В интересах следствия.

– А если я захочу уехать? – осведомился Хмель.

– Скрыться.

– Нет, просто уехать.

– Скрыться, – настойчиво повторил собеседник. – Тогда мы вас объявим в розыск.

– Да что же это такое! – сказал в сердцах Хмель.

– А ты как думал? – вдруг перешел на «ты» человек в штатском. – Тебя органы просят помочь, а ты отбрыкиваешься? Ты все равно в Москве будешь сидеть, вопрос только в том, под надежной охраной или же на свой страх и риск!

На свой страх и риск Хмель не хотел. Он на болотах так нарисковался – с него достаточно.

* * *

Опекать Хмеля должен был Шурик. Ему предстояло поселиться у Хмеля и прожить со своим подопечным несколько дней незаметно для окружающих. Попасть в квартиру они должны были раздельно. Заехали в мастерскую, сделали второй комплект ключей – для Шурика. Высадили Шурика в квартале от дома Хмеля. Шурик пошел в квартиру, а Хмеля оперативник катал по окрестностям до тех пор, пока Шурик не позвонил и не сказал, что он на месте. Тогда оперативник привез Хмеля к самому подъезду – вроде как бомбила-частник. Хмель, прежде чем выйти из машины, обшарил взглядом все вокруг. Ничего подозрительного, а все равно было страшно. В подъезд он вошел, пугаясь леденящей кровь кладбищенской тишины. Вызвал лифт, и, пока тот не спустился, стоял, впечатавшись в стену спиной. Юркнул в кабину лифта, поспешно нажал на кнопку нужного этажа. Он был в кабине один, и этот обшитый пластиком короб, висящий в шахте на металлических тросах, казался ему едва ли не самым безопасным местом в городе – до тех пор, пока кабина не остановилась на нужном этаже и двери не разъехались. Здесь Хмелю снова стало страшно. У него тряслись руки, он даже не сумел с первого раза попасть ключом в замочную скважину. Ввалился в квартиру, захлопнул дверь, запер ее на все замки-задвижки. Сердце бешено колотилось.

Хмель прошел в комнату. Шурик сидел на диване, вытянув ноги. Свою легкую курточку он уже успел снять, и обнажилась плечевая кобура с пистолетом.

– Нормально все? – спросил Шурик.

– Ага, – ответил Хмель и судорожно вздохнул.

– Ты не дрейфь, – посоветовал Шурик. – Тут вокруг полно наших. Все под контролем.

* * *

В доме было шаром покати: ни пить нечего, ни есть.

– Это плохо, – оценил Шурик. – Но до утра придется потерпеть.