На вершине власти - Владимир Гриньков Страница 35

Хомутов уже был за глаза знаком почти со всеми, кто имел доступ к президенту, хотя большинство этих людей видел лишь запечатленными на пленке. Сулеми подробно информировал о каждом из них.

– Неважно я себя чувствую, честно говоря, – признался он как-то Сулеми. – Меня пугает сама мысль о том дне, когда я появлюсь перед ними… Когда они будут видеть во мне президента…

Сулеми пожал плечами.

– У вас, Павел, огромное преимущество – авторитет товарища Фархада. Джебрайцы твердо усвоили, что все, что бы он ни делал, – верно. Поэтому от вас не потребуется ничего особенного.

– Но ведь я должен буду реагировать, принимать решения.

– Говорить как раз ничего не следует. Только в случае крайней необходимости, несколько слов, пустую фразу. Вы должны доминировать в общении, от вас будет зависеть, что именно будет сказано и будет ли сказано вообще.

Сулеми несколько раз устраивал экскурсии, с большими предосторожностями выводя Хомутова туда, где находился президент Фархад. На глаза ему они не показывались, оставаясь в тени, но Хомутов смог наблюдать Фархада в самой различной обстановке: когда тот встречался с зарубежными дипломатами, обедал, прогуливался в одиночестве по аллеям дворцового парка. Жесты, походка этого человека были Хомутову мучительно знакомы – это были теперь его собственные жесты, его походка. Однажды, наблюдая за Фархадом, он поймал себя на мысли, что смотрит на президента как на собственное зеркальное отражение. Не удержавшись, шепнул Сулеми, неотступно следовавшему за ним:

– Придет день, и вам не удастся нас с президентом различить.

Сулеми на это ничего не ответил, а на следующее утро явился с изящным медным браслетом.

– Вот, – сказал он. – Наденьте это на руку, Павел.

– Зачем? Я не любитель украшений.

– Наденьте! – велел Сулеми.

Он помог Хомутову застегнуть браслет, запер миниатюрный замочек на ключ, но ключ из отверстия извлекать не стал – обломал его так, что бороздка застряла в замке. Хомутов раздосадованно охнул, однако Сулеми остался невозмутим и как-то по-особенному деловит. Только теперь Хомутов догадался, что это произошло не случайно.

– Зачем? – пробормотал он. – Что это значит?

– Вам долго придется носить этот браслет, Павел. В любую минуту я должен в точности знать, с кем имею дело.

– Черт знает что, – фыркнул Хомутов. – Вы бы меня еще в кандалы заковали.

– Не стоит преувеличивать.

Хомутов вдруг рассмеялся, Сулеми взглянул на него с удивлением.

– Так, значит, мы все-таки похожи? – спросил он. – Похожи, раз уж до этого дело дошло?

Сулеми неопределенно повел плечом.

Гареев в последние дни отсутствовал. В связи с кончиной Генерального ожидались разного рода эксцессы, и спецслужбы принимали меры, близкие к чрезвычайным. Невыспавшийся и злой, в конце недели полковник явился во дворец. Сейчас его все раздражало: и азиатская пышность дворца, и бесстрастие Сулеми, и этот Хомутов, который никак не может освоиться с фархадовскими повадками.

– Ну что, посмотрим, что получается? – предложил Сулеми.

Гареев с отвращением махнул рукой – мол, давай, начинай свое представление. Хомутов скрылся в соседней комнате, и через несколько мгновений в дверях появился президент страны.

– Здравствуйте, товарищи! – произнес Фархад – Хомутов, стремительным шагом пересек комнату и протянул Гарееву ладонь для рукопожатия.

Полковник хмыкнул и пожал его руку, после чего Хомутов таким же образом приветствовал и Сулеми. Гареев наблюдал за происходящим с едва скрываемой иронией, но Хомутов этого, казалось, не замечал, он сел за стол – ровно, чуть напряженно, по-фархадовски держа спину, и вдруг сказал, обведя присутствующих взглядом:

– Я вызвал вас, товарищ Гареев, по вопросу, решение которого не терпит промедления. Мой начальник охраны подготовил некоторые материалы, – он взглянул на Сулеми остро и требовательно, – связанные с ситуацией, складывающейся в Мергеши.

Сулеми сидел в кресле, молча наблюдая за происходящим. Хомутов снова взглянул на него и бросил отрывисто:

– Сулеми, доложите!

И нетерпеливо прищелкнул пальцами, как это обычно делал Фархад. Все было так похоже, что Гареев рассмеялся и покачал головой. Сулеми тоже улыбнулся, затем поднялся со своего места и протянул Хомутову воображаемую папку с документами. Хомутов принял ее нетерпеливым жестом, но Сулеми прищелкнул языком.

– Здесь ошибка, Павел! Товарищ Фархад не делает столь резких движений. Больше достоинства и спокойствия…

Хомутов в ответ на это встопорщил усы и негромко, но с угрозой осведомился:

– Что такое, Сулеми?! Ты, я вижу, начинаешь забываться!

Теперь он явно переигрывал. Гареев досадливо отвернулся.

– На кой черт вся эта клоунада? Что ты, Хомутов, шута горохового корчишь?

На лице Сулеми сложилась болезненная гримаса.

– И не надо на меня так смотреть! – взорвался Гареев. – Все. Дохлый номер. От тебя за версту Русью прет. – Теперь уже полковник кричал. Все раздражение, копившееся в последние дни, выплеснулось разом. – Ты Хомутов, Хомутов, тысячу раз Хомутов, и никто другой!

Из соседней комнаты показался черный кот и испуганно застыл у порога. Гареев замолчал, свирепо разглядывая кота, потом вдруг спросил совершенно будничным голосом:

– Это что еще за чучело?

– Это Ферапонт.

– Ферапонт? – вскинул брови Гареев.

– Кот здешний, – пояснил Хомутов. – Приблудился.

– А почему Ферапонт?

– Так его матушка нарекла. Ферапонт, иди сюда, – позвал Хомутов.

Кот подошел и потерся о его ботинок. Гареев вздохнул.