Генеральские игры - Сергей Донской Страница 35

Генерала Конягина увезли с летного поля на сверкающем лаком джипе, уже довольно пьяного, но оттого только более надутого и высокомерного. Хвата же дожидался урчащий бронетранспортер, водитель которого рванул с места так резво, словно всю жизнь мечтал поучаствовать в гонках Дакар – Париж. Насчет Хвата у него явно имелись какие-то инструкции, потому что, коротко поприветствовав пассажира, он не проронил больше ни слова, зато включил на полную громкость раздолбанный радиоприемник, давая понять, что вступать в разговоры не намерен.

Пришлось послушать десяток русских шлягеров, среди которых самым назойливым оказался «Хочу быть любимым и необходимым», едва не доведший Хвата до легкого умопомешательства. Потом заголосили сразу пять девушек, потерявших единственного, ненаглядного, а их сменила певица, пока что своего милого как раз не встретившая. «Где ты, где ты? – вопрошала она у аудитории. – Приди скорей в мои мечты. Я подарю тебе цветы как символ вечной красоты».

Хвату было заранее жаль парня, который попадется на эту удочку. Цветы-то он, возможно, и получит, но от него потребуют совсем других подарков, гораздо более дорогих и существенных. От нынешних сексуальных охотниц символами вечной красоты не отделаешься. Высосут, как омарову клешню, и устремятся на поиски новой добычи.

Выслушав еще пару хитов, Хват взмолился, обращаясь к толстокожей водительской спине:

– Сержант, если тебе не жаль моих ушей, то пожалей хотя бы собственные мозги.

– А чего их жалеть? – удивился водитель, приглушив радио.

– Засохнут ведь от такого музона.

– Нет, не засохнут. Я с седьмого класса попсу слушаю, а башке хоть бы хны.

В подтверждение своим словам водитель опять вывернул регулятор громкости на полную мощность и, прежде чем отвернуться от Хвата, улыбнулся ему улыбкой законченного идиота. Такого ни «грезы-слезы» не проймут, ни «любовь-кровь», ни даже «мечты-цветы». Ему любую напрямую к обоим полушариям подключи, а он будет все так же улыбаться и крутить баранку, подпевая властителям своих дум:

– Улетай, прилетай, но скучать мне не давай, ай-яй-яй, ай-яй-яй, это наш с тобою май…

«Де-де-де-дех», – вторили вокалисту то ли ударные, то ли пустые жестянки, перекатывающиеся по полу. «Рум-тум-тум-тум», – откликался то ли синтезатор, то ли карбюратор. Одним словом, это была поездка не того рода, о которой остаются приятные воспоминания. По лесным дорогам БТР прыгал так, как будто намеревался обеспечить седоков сотрясением мозгов, зато усилившееся завывание мотора избавило Хвата от необходимости слушать продолжение радиоконцерта так же отчетливо, как прежде.

Вывалившись из железного чрева бронетранспортера, он с наслаждением вдохнул ночной воздух и поднял лицо к звездам, проглядывающим сквозь кроны сосен. Хотелось верить, что у братьев по разуму, обитающих там, в космических далях, не существует ни хит-парадов, ни развязных ведущих, умеющих молоть языком значительно лучше, чем думать. Иначе зачем налаживать с ними контакты? Чтобы обогатиться записями какого-нибудь несравненного поп-кумира из созвездия Тау-Кита?

Нет уж, спасибо, подумал Хват, оглядываясь по сторонам.

Похоже, он находился на территории военного городка, хотя до ближайших светящихся окон было не менее двух километров. Бронетранспортер уже катил прочь, слева полыхал костер, возле которого не было ни души, хотя постороннее присутствие все же ощущалось – кожей, кончиками волос, настороженно ощетинившихся на затылке.

Выискивать взглядом того, кто наблюдал за ним из темноты, Хват не стал, предпочитая разыгрывать из себя штатского недотепу. С него взяли слово сохранять цель прибытия в тайне, а слово нужно держать… пока другая сторона соблюдает свои обязательства. Хвату доводилось нарушать договоренности, и не раз, но он никогда не делал этого первым. Может быть, именно поэтому, любуясь звездным небом, он не испытывал страха перед вечностью и неотвратимостью смерти. Его совесть была чиста, насколько она может быть чистой в этом бренном мире, сотворенном, что бы там ни говорили, из самой обыкновенной грязи.

– С прибытием.