Капитан Валар. Призовая охота - Сергей Самаров Страница 34

– Я могу ночь сам подежурить. Просьба, когда меня «повяжут», маму подстраховать. Это будет возможно?

– Это не только возможно, а обязательно. Там у тебя соседский дом заброшен, кажется?

– Есть такое дело.

– Там страховку и выставим. Не переживай. Маму успокой.

– Она у меня человек закаленный. Еще отцом.

– Да, я знаю его историю... Ко мне пришли. До связи.

* * *

Утром, пока мама занималась кухонными заботами, я, завершив свои строительные дела, решил наведаться в соседний дом на разведку. И не через улицу, где буду всеми замечен, потому что в деревне всегда все видят, а через наполовину упавший забор, просто отодвинув в сторону целое его звено. Трава была высокая и колючая, цеплялась за брюки, но, к моему удивлению, по ту сторону забора через траву была проложена тропа. Кто-то несколько раз подходил к маминому участку и даже залегал в траве. Причем работал грубо и непрофессионально. Я даже своих солдат давно научил этому простому принципу: прошел через траву – расправь ее за своей спиной, чтобы не образовалось тропы. И никогда дважды не ходи одним маршрутом.

Того, кто здесь прогулялся, явно не обучали методам маскировки. Осталось выяснить, кто протоптал тропку, потому что деревенские тоже народ и любопытный, и разный. И, как мне говорили, есть в деревне два парня, которые только и высматривают, у кого что плохо лежит. Каждый уже по мелочи отправлялся ненадолго «в места не столь отдаленные»; тем не менее, привычек не поменял и даже гордился своим стремлением прихватить что-то чужое. Мама, правда, пользовалась среди своих бывших учеников уважением, но не бывает таких учителей, которых все ученики ценят одинаково, как не бывает хорошего командира, которого любят все солдаты. Учитель, как и командир, должен уметь проявлять строгость. А это нравится далеко не всем. И потому категорично утверждать, что кто-то подбирался к нашему двору, чтобы понаблюдать за мной, было сложно. И вообще наведаться могли до того, как я перебрался к маме из госпиталя.

Если времени прошло много, то каких-то ясных следов, скорее всего, было уже не найти. Тем не менее я попытался. И убедился, что не зря, потому что последний дождь – даже не просто дождь, а настоящий ливень с грозой – был всего четыре дня назад. Мама еще радовалась, что не нужно поливать огород. Но я увидел отчетливый отпечаток каблука. Если бы каблук появился здесь до ливня, отпечаток был бы смытым, неясным. Небольшого дождя хватит, чтобы сделать края следа неровными, а уж о ливне и говорить не стоит. Но этот отпечаток заинтересовал меня не только временем, когда он мог быть оставлен. Кроме времени, есть еще и форма, и примерная возможность определить обувь, в которой ходил человек. Те четверо ментовских капитанов с Кавказа были одеты в привычную грязно-серо-голубую камуфлированную форму. А «камуфляжка» сама собой предполагает, что на ногах будут берцы того или иного пошива. Что я на ментах и видел. Здесь же явственно просматривался каблук более мирной гражданской обуви, скорее всего, мужских туфель большого размера – след не был рифленым. Это, впрочем, только давало информацию, но не позволяло делать какие-то выводы. А мне нужны были именно выводы, но для них как раз и требовалось накопить информацию.

Заброшенный двор вокруг старого полуразрушенного дома основательно зарос травой, как и бывший огород, и потому тропа просматривалась здесь достаточно явственно. И вела она не куда-то в сторону улицы, а к дому. В какой-то момент мелькнула мысль, что я напрасно оставил пистолет. Если кто-то вел за мной слежку, он может продолжать ее вести. Днем, когда двор просматривается с улицы, человек может сидеть под полупроваленной крышей, под прикрытием наполовину сгнивших стен. Если этот человек вышел на охоту за мной, он знает, с кем имеет дело, и обязательно будет вооружен. И вообще нормальный человек не пожелает остаться невооруженным против любого не известного ему противника, если имеет возможность приобрести ствол или хотя бы другое оружие. Не имея же такой возможности, только сумасшедший может искать ко мне пути.

Я был уже неподалеку от соседского заброшенного дома, со стороны глухой стены, не имеющей окон, и потому видеть меня из дома были не должны. Слышать не должны были тем более. Даже в доме мамы, когда я подходил к ней со стороны спины и что-то говорил, она часто вздрагивала, потому что не слышала моего приближения. Быть неслышным я умел, и в этом своем умении не сомневался. Поэтому так же скрытно я вернулся к себе, взял пистолет и вышел снова. Мама сидела за компьютером и даже не видела, что я заходил. У ее компьютера «кулер» сильно шумит. Надо будет сегодня же, до завтрашнего задержания, успеть почистить его от пыли...

Соблюдая режим осторожности, я прошел той же дорогой, привычной уже тропинкой приблизился к дому и, приложив ухо к стене, прислушался. Изнутри не доносилось ни звука. Впрочем, услышать музыку или топот кавказского танца я и не ожидал. Кроме того, деревянные дома тем и отличаются от городских бетонных коробок, что дерево, в отличие от бетона, является хорошим звукоизолятором. Даже старое, основательно прогнившее.

Под стеной дома оказался гравий, насыпанный, видимо, уже давно, еще когда в доме кто-то постоянно жил. Сейчас гравий порос травой, тем не менее имел довольно скрипучий характер и мог легко выдать идущего. И потому я соблюдал осторожность при каждом медленном шаге. Тем не менее гравий издавал хрустящие, довольно явственные звуки, и я предпочел вернуться на покрытую той же травой землю, чтобы обойти дом с другой стороны. Но, пятясь, задел каблуком одну из двух ржавых консервных банок, кем-то брошенных в траву. В результате металлический звук, пусть и не сильный, заставил меня замереть и прислушаться. В ответ, однако, никакой реакции не прозвучало. Но «не прозвучало» – вовсе не значило, что ее не было. Это я помнил хорошо, потому не расслаблялся и продолжил передвигаться дальше с большей осторожностью.

За углом дома, в другой стене, уже было два окна. Правда, все без стекол и, более того, без рам, которые кому-то, видимо, понадобились. Оба, как я предполагал, находились в одной комнате. Почти прижимаясь к стене спиной, я медленно и аккуратно сдвинулся до первого окна и заглянул только краешком глаза в ту часть комнаты, которая была доступна мне для просмотра. Угол оказался слишком острым, и мне был виден только кусок стены рядом со вторым окном, да часть печки, заменяющей стену между комнатой и кухней. Ничего страшного увидеть не удалось. Но тут нос уловил едва ощутимый запах. Меня, человека, никогда в жизни не курившего, запах табака всегда раздражал. Откуда-то пахло, несомненно, куревом, здесь я ошибиться не мог. Я несколько раз там, на Северном Кавказе, поводя носом, определял, что рядом кто-то прятался. Это был курящий человек. Его запах всегда можно определить в течение пары часов после того, как он зажег сигарету. А место, где он курил, если это закрытое помещение, можно определить и через шесть часов.

Здесь был курящий человек, или же кто-то недавно курил в доме! Это уже сомнений не вызывало. И поэтому я проверил, как у меня пристегнут клапан на кобуре. Рука легко нашла рукоятку. Патрон в патронник дослан, снимать оружие с предохранителя я давно научился от момента, когда вытаскиваю пистолет из кобуры, и до прицеливания.