Колумбийская балалайка - Александр Логачев Страница 34

Пилот уже отвел взгляд, уже смотрел на медлительную стрелку, показывающую расход горючего, когда сообразил, что внизу, рядом с треклятой лодкой, промелькнул посторонний предмет, которого там раньше не было.

Вроде бы русские его даже вылавливали? Или показалось? Могло, конечно, и померещиться от скуки и однообразия.

Что ж, раз так, придется вглядеться внимательнее. В следующий заход. Можно даже будет один раз взять пониже и поближе.

Там, где выступал из воды острый плавник, сквозь прозрачную зелень воды стали проступать размытые очертания чего-то темного, большого, движущегося. И каждый ощутил в этот момент, насколько ненадежна их лодчонка. Небольшой кусок заполненной воздухом резины в океане, неустойчивый и уязвимый. Они смотрели, не моргая, тела словно сковал паралич. У всех. Прочие страхи и иные проблемы сейчас отшвырнуло на задворки. Взгляды проецировали заклинания — мимо, отверни, не будь акулой…

Очертания под водой приобретали четкость, словно кто-то медленно подкручивал рукоять настройки. Вытянутое, сужающееся к хвостовой оконечности туловище рыбы, вертикальный хвостовой плавник, плавно отклоняющийся влево-вправо… Стали различимы крылышки боковых плавников…

То, что надвигалось, становилось все больше с каждым метром и мгновением…

— Держитесь, хватайтесь крепче за что угодно, — прошептал Алексей, испугавшись говорить громко. Подавая пример, осел, почти лег на днище, вдавился в него. Остальные не двинулись, боясь пошевелиться и тем самым спровоцировать эту огромную подводную мразь на нападение.

Рыба подходила к лодке под углом. Плавник оставлял за собой вспененный след. Увеличенное толщей воды (хотя кто вспомнил сейчас об этой физике!) туловище рыбы протягивалось к корме. Оно казалось людям огромным.

Уже у самой лодки, словно решив снять последние вопросы, рыба вильнула, меняя направление. Поворачиваясь, показала себя до белого брюха. Глаза людей зафиксировали: жабры, как разрезы, дуговой изгиб приоткрытой пасти — жуткая плотоядная улыбка, широко расставленные выпученные глаза.

— Акула, — выговорил кто-то.

Акула заходила под нос лодки. Плавник приблизился к вздернутому надувному баллону. Раздалось мерзкое шуршание. Нос приподнялся.

— Ой, мама! — вскрикнула Татьяна, поднимаясь вместе с лодкой. Вместе с лодкой она и опустилась. Остро — угольный плавник парусом выплыл из-под резины с другой стороны.

Рыба отплыла на десяток метров, развернулась и вновь принялась описывать круг — с лодкой в центре. Михаил, взглядом и стволом проводив акулу, так и не нажал на спуск. Стрелять маленькими пульками в такую тушу ему показалось бессмысленным. А Борисыч свой автомат даже не поднял с колен.

Откуда-то издали долетал самолетный гул.

— Может, швырнуть ей сотку баксов — отвяжется? — из-под полотенца слабым голосом предложил Вова.

— Идиот, — с шумом выдохнув воздух, сказал Михаил.

И вздрогнул.

Вздрогнул еще раз — могло показаться, кашлянул.

А потом затрясся, не в силах сдержаться. Его переломило пополам от приступа смеха, переросшего в гогот.

Он повалился трясущейся головой на баллон, прижав автомат к животу.

Татьяна тоже фыркнула, прыснула, закрыла лицо ладонями и, не выдержав, зашлась. Она заливалась, хлопая себя по коленкам, всхлипывала: «Ой, мама! Ой, дурак-то!» — и утирала слезы.

Пароксизм смеха с быстротой саранчи перекинулся на остальных. Ржали в полный голос Любка и Алексей. Борисыч тряс головой, что-то бормотал, плечи его подрагивали от сухих, похожих на карканье смешков.

Сам Вова съехал с кормовой скамьи на днище, и из-под полотенца, полностью закрывшего лицо, разносился булькающий, с присвистами хохот.

Паника, истерика, нервное напряжение выходили смехом.

…Под давлением воздуха волокна лопались в том месте, где по ним прошлась и надорвала их жесткая, как наждак, кожа.

— Плывем, плывем, ребята! — Алексей успокоился первым. У него еще покалывало в груди от смеховой трясучки. — Поглядываем и плывем. Приблизится — ну и чего, остановимся, пережд…

Сперва был свист. Потом раздался взрыв, переменивший все.

Нееда… Она совсем не пахла, даже вблизи, она не двигалась.

Но акула не ушла, она только отплыла. Она еще ждала. Будь акула чуть умней, попытайся она разобраться, что ее держит, то она определила бы этот предмет наверху как нееда-с-надеждой. Акула (это была крупная белая акула, о чем она сама, ввиду своей тупости, естественно, и не подозревала) продолжила кружение.

Рядом вилась верная, неразлучная рыбка-лоцман, которую почему-то нельзя считать едой. Другой еды, на которую можно переключиться, поблизости не чувствовалось. Акула не успела закончить круг, когда То-Са-мое-Наверху заходило ходуном. Сотрясение толкнуло акулу в бок. Звук, От-Которого-Надо-Держаться-Подаль-ше. Она метнулась прочь, забирая вниз. Туда, Где-Темнее-и-Тише. Но толчки не повторились. Вместо этого… Да, да, да! Так могла двигаться только еда! Еда! Вот она — отделилась от большой нееды!

Акула стремительно понеслась наверх, подчиненная одной цели — сожрать, заполнить брюхо…

На передутых баллонах они могли протянуть еще долго. Резиновая ткань этой лодки была толще и прочнее тех, из которых изготавливали лодки обыкновенные, не предназначенные для военных нужд и морских прогулок с мотором.

Воздух внутри бортов и днища, нагреваемый солнцем, увеличивал давление на стенки. Теплое водное окружение плохо остужало раскаленную резину. Баллоны, стоило к ним притронуться, гулко звенели. Но ткань держала напор.

И могла удерживать натянутые, как струна, волокна от разрыва и дальше, если бы… Если бы акулья кожа не была жесткой и шершавой. Ею акула содрала верхний слой резиновой ткани носовой секции. И ослабленный участок баллона стал поддаваться натиску рвущегося наружу воздуха. Ткань расходилась, образуя микроскопические дырочки. Волокна рвались одно за другим. И резина сдалась. В отверстие с булавочную головку устремилось все наполнение секции, разрывая края прорехи. С оглушительным хлопком воздух вырвался наружу через дыру размером с кулак. Носовая секция резиновой лодки сдулась за секунду.

Татьяна ничего не успела понять. Спина и руки ее за мгновение потеряли опору. Она опрокинулась назад и почувствовала, что вокруг вода. Перед глазами — тоже. Теплая и соленая жидкость хлынула в рот и в ноздри. Инстинкт заставил руки и ноги работать, выталкивая тело наверх.

Воздушная струя сработала как двигатель — столкнула лодку с места, отдалив ее от барахтающейся в воде женщины.

Хлопок, похожий на взрыв, заставил людей в лодке рефлекторно пригнуть головы. Лишь несколько секунд спустя к ним начало приходить понимание того, что произошло и что происходит.

Автомат упал на надувное днище, подпрыгнул, перевернулся, ударился о борт.