Воздаяние храбрости - Владимир Соболь Страница 33

– Мне трудно было сдержать людей, – осторожно ответил табасаранец, – и своих, и твоих. Бой был нелегкий, мы потеряли многих, и воины подчинились справедливому гневу.

– Они хорошо сражались, эти армяне, – согласился Аббас-Мирза. – Если бы наша славная артиллерия не проявила свою удивительную меткость, мы бы оставили еще сотни две под этими стенами. Хороших наставников присылает к нам английский король.

Ричард Кемпбелл отвесил его Высочеству, иранскому принцу, глубокий поклон. Он рад был возможности привстать хотя бы на десяток секунд. От долгого сидения на подушках у него затекла спина. Опустившись, он захватил из стоявшей перед ним чаши горсть изюма, смешанного с перетертыми орехами и медом.

– Ворота разлетелись в щепки, – продолжал Абдул-бек, – но люди Мадат-паши рубились на стенах и во дворе… Когда горит дом твоего врага, дым пахнет вкусней, чем от костра с мясом барана.

– Во дворе замка Мадат-паши пахло кониной. Жареными карабахскими жеребцами, – заметил Амир-хан, обмакивая пальцы в чашу с водой, которую обносил вокруг пиршественного стола молодой красивый прислужник. – А ведь нам могли пригодиться эти лошади. Мне сказали, что половина лучших лошадей завода Мадат-паши сгорела в конюшнях.

– Моя вина, – признался табасаранец. – У меня кровные счеты с Мадат-пашой.

Амир-хан улыбнулся в густую и длинную белую бороду.

– Когда воины бежали к замку в последний раз, я крикнул им: все, что увидите, – ваше. Берите и жгите!

– Ты смелый человек, – промолвил Аббас-Мирза. – Или ты просто забыл, что все, взятое моим войском, принадлежит мне. Но я прощаю тебя. Твое своеволие искупается храбростью. Помни только, что гнев – очень плохой советчик.

Взмахом кисти наследник показал прислужникам, что они могут очистить стол.

– Теперь надо решать – куда двигаться дальше.

– Конечно же, на Тифлис, – крикнул Мамед-мирза, старший сын наследника и сам возможный претендент на иранский трон. – Все ханства наши. От Карабахского осталась одна Шуша. Перед нами прямая дорога в Грузию.

– Ага-Мохаммед, наш предок, был умен и отважен. Но дважды, отправившись на Тифлис, он приступал к Шуше. Почему, ты думаешь, великий шах не хотел оставить…

Слова Аббаса-Мирзы вдруг потонули в грохоте и треске. Случилось невероятное – с головы двух слуг сорвались подносы, уставленные сосудами. И теперь любимый фарфор наследника разлетелся по коврам, укрывавшим пол, множеством черепков. Обомлевшие слуги рухнули на колени, ударили лбами в пол и застыли в униженной позе. В комнате запахло отвратительным страхом.

Аббас-Мирза вскочил и сунул руку за пазуху шелкового халата, где всегда хранил небольшой кинжал.

– Не торопись, о, повелитель, – ровным голосом сказал Амир-хан. – Гнев очень плохой советчик.

Аббас-Мирза вспомнил свои же слова, сказанные четверть часа назад, выпустил рукоять кинжала и сел.

– Раз уже так случилось, – сказал он сурово, но подавив раздражение. – Если два опытных наших слуги вдруг одновременно сделались так неловки, стало быть, такова воля Аллаха. Но мы знаем, что в незначительных происшествиях он проявляет свою волю и сообщает нам о событиях более важных. Позовите сюда Хасана-эфенди, толкователя снов. И не трогайте ни единого черепка!

Хасан-эфенди, уже пожилой, степенный человек, прибежал, услыхав о случившемся. Но, войдя в комнату и увидав груду мусора, в которую превратился драгоценный сервиз, он обомлел и застыл, не издавая ни звука.

– Что же ты, прорицатель?! – раздраженно вскричал наследник. – Ты жалеешь мое достояние? Я уже примирился с потерей. Хватит сокрушаться о прошлом. Я хочу знать, что ожидает нас в будущем.

Ученый повернулся и, решившись, взглянул в глаза повелителю.

– Два сражения ожидают тебя, о светоч ума и воли. Два проигранных боя. И потеря всей армии.

Аббас-Мирза сдавил гранат, который вертел в руке, так что плод развалился и красный сок забрызгал одежду наследника и сидящего справа от него Амир-хана.

– Впрочем, – добавил смутившийся прорицатель, – могущество Аллаха так велико, что я, недостойный, мог ошибиться в толковании его воли.

– А если подвесить тебя повыше, – сдавленным голосом прорычал Аббас-Мирза. – Тогда, болтаясь в петле, ты верней будешь читать знаки судьбы и воли?

Хасан-эфенди не упал на колени, но скрестил руки на груди и склонил голову, подчиняясь воле своего повелителя.

– Гнев… – начал было говорить Амир-хан, но Аббас-Мирза знаком приказал замолчать сардарю.

– Уберите и это, и этих. – Он показал на черепки, служителей и эфенди. – Ты хотел идти на Тифлис, сын мой? Ты пойдешь. Я дам тебе десять тысяч воинов и с ними славного Амир-хана. Вы продвинетесь, насколько будет возможно. А мы останемся здесь и постараемся взять Шушу. Я не хочу, чтобы русские спустились из крепости и ударили нашему войску в спину. Если так дрались полсотни дружинников, как же будут сильны полторы тысячи солдат регулярной армии.

– А тот батальон, что пленил Амир-хан?! – крикнул Мамед-мирза; его объемистый живот трясся от волнения и досады. – Как легко они упали под нашей волей!

– Еще утром я думал так же, как ты, – ответил Аббас-Мирза. – Сейчас мне кажется, что это была случайность. Трудный бой и дурное пророчество. Может быть, и неверное, но… Мы останемся под Шушой, пока не возьмем эту крепость.

Он показал жестом, что все могут идти. Поднимаясь, Кемпбелл поймал взгляд седобородого Амир-хана и едва заметно пожал плечами…