Врата джихада - Александр Чагай Страница 32

Маска на лице Нарази дрогнула, и он часто заморгал.

— Среди заложников женщины и дети. Ты убьешь их через восемь часов. Разве я не должен был попытаться спасти их?

С минуту Аламзеб ходил кругами по неуютному кабинету начальника станции и сверкал глазами- маслинами. Затем вплотную подошел к Ксану:

— Я не забыл твоего обмана. — В его голосе проскользнуло волнение.

— Тогда я не мог сказать правду. Тебе и так было несладко, а такое известие. Ты мог просто сломаться. В той ситуации говорить правду — было бы предательством.

—Предательство — давать необоснованную надежду, которую потом приходится отнимать! — вспылил Нарази.

Возникла пауза. Афганец колебался, в нем явно происходила внутренняя борьба. Чтобы как-то повлиять на ее исход, Ксан прибегнул к последнему, козырному доводу.

Неожиданно для всех бандиты отказались от своих требований. Они пообещали освободить всех пассажиров, при единственном условии: власти не станут преследовать террористов и предоставят им вертолет для беспрепятственного вылета. Пакистанцы, недолго думая, согласились, и Нарази получил «МИ-11» с полными баками.

— В ноябре 2001 года я и впрямь соврал, — признался Ксан. — Тогда все эти талибы из посольства под Богом ходили, их вот-вот должны были сцапать и американцам отдать. Или оставили бы гнить в каком-нибудь зиндане.

Согласись, при таких обстоятельствах трудно сообщать человеку, к которому питаешь некоторую симпатию, что его семью убили, буквально растерзали. В Самангане головорезы Достума устроили настоящую резню. И первым делом пострадали те, кто служил талибам, их родственники.

— Выходит, вранье тебя выручило. Нарази оценил «ложь во благо» и отплатил добром?

—Напротив, он разозлился на меня и был, в общем- то, прав. Скрывать от человека горькую правду, — это не милосердие, а глупость. Что говорить, тогда я дал слабину, эмоции взяли вверх над разумом.

—Ничего не понимаю! Ты меня просто запутал! Нарази не отомстил тебе, значит, поступил благородно.

— У пуштунов свой кодекс чести, который запрещает причинять зло друзьям, тем, кто к тебе хорошо относится. Ложью я обидел Нарази, но вместе с тем доказал, что он мне небезразличен. Разве станешь оберегать от неприятных известий человека, если полностью к нему равнодушен? Кроме того, — Ксан посмотрел вокруг, не найдя урны, швырнул окурок на мостовую, — не исключаю, что сработал мой последний довод.

Увидев в моих глазах вопрос, пояснил:

—Я сказал Нарази, что предложение талибов, которое он изложил в ноябре 2001-го, рассмотрено положительно. Прошло несколько месяцев с начала боевой операции в Афганистане и русским стало ясно, что их пути с американцами расходятся, те все гребут под себя. Мы, мол, искали возможности довести это до сведения афганского сопротивления, а тут Нарази устроил теракт, который обязательно все пустит под откос. Вот так я сказал. Опять солгал. Ну, солгал, я от тебя ничего не скрываю.

— И он попался на эту удочку?

Ксан поджал губы.

— Это я сейчас так упрощенно излагаю, а тогда я был очень убедителен.

— Так Нарази поверил? — настойчиво повторил я.

— Поверил, не поверил. — раздраженно протянул Ксан. — Сомневался, конечно.

— Но в таком случае.

— Допустим, он понял, что я очень о наших женщинах и детях забочусь и не хочу, чтобы они умирали. Не хочу, чтобы их постигла участь его собственной семьи. И ради этого даже готов втереть ему очки насчет политических планов России.

—Доброта и благородство всегда вознаграждаются, — с пафосом заявил я.

—Не всегда, — сухо возразил Ксан. — Нарази улетел на вертолете вместе со своим отрядом. До границы было всего несколько километров, однако пересечь ее им не удалось. «МИ-17» сбили ракетой, он рухнул на землю и сгорел дотла.

Ксан влез в тесный салон «москвича», и водитель сорвал свой тарантас с места.