Контролер - Александр Шувалов Страница 31

— Что слышал. В парадной форме и при наградах. Сколько у тебя орденов?

— Двенадцать и еще три иностранных.

— Вот все и надень и, за подчиненными проследи. Как твой молодой-то?

— Валяется дома, ему ноги посекло, я же докладывал.

— Сильно?

— Не очень.

— Посадить в инвалидное кресло и укрыть ноги, может, пожалеют. Все понял?

— Так точно.

— Тогда вперед.

У входа в цитадель российского парламентаризма Волков остановился и критическим взглядом осмотрел свое воинство в новехоньких парадных мундирах. Майор Марецкий — позывной Рабат, невысокий, слегка полноватый крепыш. Пострижен, гладко выбрит, за версту благоухает одеколоном. Шесть орденов и очень много медалей. Скрещенные автоматы, эмблемы мотострелковых войск в уголках оливкового форменного мундира.

Старший лейтенант Игорь Коваленко — позывной Тихий, в кресле-каталке. Пострижен, побрит. Три ордена, пара медалек, парашютики (эмблемы ВДВ), порядок. Капитан третьего ранга Алексей Шабалин, позывной Ящер, коротконогий, длиннорукий брюнет, очень похожий на бритую обезьяну. Во всей флотской красе: белая парадная тужурка с якорьками и золотыми погонами, россыпь орденов, естественно, значок «За дальний поход», кортик на боку и белые перчатки на лапах. Полюбовался собственным отражением в зеркальном стекле. Вроде все в порядке, мундир с эмблемами ракетных войск и артиллерии (остроносая ракета, крест-накрест перечеркнутая пушечками), ордена, медали. Тяжело вздохнул.

— Ящер, перчатки сними.

— Так ведь по форме положено.

— Я что сказал?

— Понял.

— Тогда, с богом. Пошли, — Шабалин с Марецким, как пушинку, подхватили кресло с сидящим в нем якобы инвалидом и тронулись вслед за командиром.

Их выплюнули наружу очень скоро, через какие-то сорок минут и это включая те полчаса, которые они прождали в приемной. «Мясники», «портачи», «дебилы» было самым парламентским, что они услышали от болеющих за судьбы отечества парламентариев. «Идите, — сообщили им напоследок. — Ждите решения». Не стоило иметь семи пядей во лбу и ниже, чтобы понять, решение будет судьбоносным.

Коваленко проехал несколько метров и развернулся лицом к остальным. Открыл рот.

— Сейчас спросит, кто нами правит, — догадался Марецкий. — А то сам не увидел.

— Да нет, я не об этом, — засмущался Игорь. — Командир, как насчет…

— У нас на флоте это называется за…ть, — догадался Шабалин. — Лично я — только за.

— Так, и я не против, — буркнул Марецкий, — Командир, ты как?

— Как все, только давайте отойдем немного. Тут поблизости цены просто запредельные.

И они тронулись. Каталку с сидящем в ней Коваленко, легонько, одним пальчиком подталкивал Шабалин.

— Командир, — поинтересовался Игорь, — а почему у тебя лицо покраснело? Давление, что ли, скачет?

— Размечтался, — хмыкнул тот. — Просто встретил знакомого. Помните того лысого, который орал, что всех насквозь видит?

— Ну.

— Встречались. Такой, блин, лихой особист был, аж дух захватывало.

— Расскажи.

— Почему бы и нет, нам еще минут пятнадцать топать. Слушайте, детки, дело было…

1985 год. Ордена Ленина Забайкальский военный округ. Город «с театром».

Дверь кабинета приоткрылась, в проеме показалась вихрастая голова. Самую малость дохнуло перегаром.

— Сысоев, к командиру!

— Есть, — Волков закрыл тетрадь, над которой дремал, забросил ее в сейф и вышел из кабинета.

Уже месяц он находился здесь, в одном из разведорганов округа в качестве военного переводчика и под чужой фамилией. С задачей ждать, присматриваться и находиться в готовности. К чему? А, черт его знает, к чему. Лейтенантов, как известно, информируют всегда в последнюю очередь. Пока же, в ожидании времени «Ч», он вел обычную жизнь обычного молодого офицера в Сибири: исправно ходил на службу, а после нее — в кабак.

Перед тем как войти в командирский кабинет, причесался и протер носовым платком лицо: ночь накануне, проведенная на улице Угданской в деревянном одноэтажном бараке в компании веселых медсестричек Кэт, Любы и военного врача, имя которого напрочь стерлась из памяти, была томной.

— Разрешите?

— Сысоев, — проговорил командир части, не поднимая взора от каких-то бумаг, — там, в дежурке, капитан из особого отдела. У него какие-то вопросы по китайскому языку. Быстренько проконсультируй, только устно, и гони на хрен. Понял?

— Так точно!

— Свободен, потом зайдешь, расскажешь, что это «соседи» так всполошились.

— Есть! — лже-Сысоев четко развернулся через левое плечо и вышел в большом недоумении.

Только в книгах, хороших и разных, капитаны из особого отдела шляются в серьезные разведывательные органы как к себе домой, и вовсю участвуют в проводимых там спецмероприятиях. В жизни, поверьте, все иначе. В часть, в списках которой временно числился Волков, из всего особого отдела гарнизона мог проникнуть только его начальник, да, и то, испросив предварительно разрешение у командира.

«Значит, так надо» — решил про себя юный переводчик. Достал из кармана мятную конфетку, забросил на всякий случай в рот и спустился в дежурку. Бравый капитан уже был там, буквально приплясывал на месте в нетерпении под снулым взглядом дежурного. В бриджах, начищенных до зеркального блеска сапогах и кителе под портупеей. С кобурой на боку и секретным чемоданчиком в руке.

— Сысоев, — представился Сергей и протянул руку.

— Капитан Шишкин, — ответил тот, руки не подав. — Быстрее лейтенант, времени в обрез.

Волков присмотрелся повнимательнее: ух, ты, горящие чахоточным румянцем щеки, лихорадочно блестящие глаза, лицо с явными следами азарта и радости свершения. Картина маслом из серии: «Мятеж левых эсэров подавлен, товарищ Дзержинский! Разрешите начать расстрелы?»

— Пойдем, — не успел Сергей подойти к лестнице, как Шишкин, обогнав его как стоячего, рванул наверх.

— Куда дальше? — заорал на бегу.

— По коридору до конца, последняя дверь направо за углом… — и только сапоги застучали.

Первым делом товарищ капитан сорвал печать и извлек из чемоданчика заполненный типографским способом документ с угловым штампом в левом верхнем углу и выложил на стол перед Сергеем.

— Давай.

— Что давать-то?

— Заполни, распишись и поставь дату.

— Зачем?

— Ты, что, совсем идиот? Это подписка о неразглашении.

— Неразглашении чего?

— Того, что сейчас узнаешь.

— А как я могу не разглашать то, чего не знаю? — на полном серьезе полюбопытствовал Волков и округлил глаза.