Час тигра - Михаил Зайцев Страница 3

Стоп! А ну-ка, Семен Андреич, ступай прочь в подсознание. Твое время кончилось, солнце взошло. Я Коля, Николай Семенович Кузьмин. Я – крестьянин, не знаю я никакой Клары, не знаком.

Воспоминания о Ступине заняли у меня всю дорогу от полянки до деревни. Мозг вспоминал влюбленного Самурая ночи, а крестьянские зоркие глаза тем временем примечали грибные шляпки в жухлой траве и грубые руки трудящегося, орудуя стареньким перочинным ножиком, бережно срезали дары природы под корень. На опушку я вышел с полным лукошком. В нынешний дождливый август грибов в лесу уродилось видимо-невидимо.

В мое отсутствие деревенька воспряла от сна и зашевелилась, загомонила, зажила. Тощие, облезлые курицы деловито прохаживались по уличной обочине, а их престарелые хозяйки копошились в огородах. И курицы, и бабушки-огородницы исподволь одаривали меня косыми внимательными взглядами. Я шел посреди улицы, дымил «Беломором» и вежливо раскланивался со старушками, явно не одобрявшими мое грибное, дачное хобби.

Как всегда, в трех шагах от дома из дырки в соседском заборе мне навстречу выскочила сука Мариана. Дурная собаченция скупо облаяла полуночника грибника и исчезла в заборной прорехе, а над частоколом подгнивших досок всплыло сморщенное личико соседской бабушки Любы.

– Здрасть, баба Люба, – кивнул я учтиво.

– И тебе, Коля, здоровья, – сдержанно ответила старуха. – Много грибов нарезал?

– Во. – Я показал лукошко. – На масле пожарю, считай, обед бесплатный.

– Оно, конечно, экономия, – неохотно согласилась баба Люба. – Масло нынче дорогое, а так...

– Семеныч! – перебил тещу появившийся на крыльце соседской избы хозяин Мирон. – Семеныч, а ну погодь! Дело есть!

На ходу заправляя фланель клетчатой рубашки в шерстяные, не по сезону брюки, Мирон колобком скатился с крыльца. Баба Люба сердито поджала губы, демонстративно развернулась ко мне спиной и едва шагнула в глубь двора, как облюбованное ею место с той стороны забора занял торопыга Мирон.

– Семеныч, твой «толчок» на ходу?

«Толчком» Мирон обзывал мой «Москвич»-пикап. Когда я перебрался сюда, в эту деревню на постоянное место жительства, то первым делом купил мотоцикл, лошадку – «Яву», старенькую, но вполне работоспособную, а потом позарился на дешевизну и взял «Москвича» по бросовой цене, совершенно «убитого». Денег и, главное, нервов на реанимацию «толчка» я потратил немерено, кое как заставил это автомобильное недоразумение ездить, однако периодически подлый «Москвич» вновь превращается в груду металлолома на потеху смешливому Мирону.

Кстати, на самом деле Мирона зовут Мишей. Мирон – производная от фамилии Миронов. Кличка прилипла к моему нынешнему соседу еще в школе, «сто лет назад», образно выражаясь. Миша Миронов посещал младшие классы школы-интерната в райцентре, недалече от родной деревни, когда по телеящику в очередной раз повторяли советский суперсериал «Адъютант его превосходительства». Телесериал смотрели всем интернатом, а в том сериале, кто помнит, был такой отрицательный персонаж Мирон. В «честь» теле-Мирона и перекрестили Мишу. Историю своей клички-имени Мирон-Миша рассказывал мне не без гордости, между прочим. Оно и понятно: отрицательный образ подлого бандита и куркуля времен Гражданской войны в новейшие времена многими воспринимается как объект для подражания.

Интересные соседи мне достались. Глава семьи сам себя называет именем героя советского телесериала, собаку свою нарек именем героини мексиканской «мыльной оперы», и телевизоров у них в избе аж целых четыре штуки. Телеманы какие-то, честное слово. Впрочем, что нас всех, народ, связывает сегодня, кроме телевидения? Ничего, к сожалению...

– Так чего, Семеныч? «Толчок» катается? Или, это самое... Ой, мать те в дышло! Чой-то у тя на лбу?

– Споткнулся, упал, очнулся – шишак. – Я сдвинул кепку с затылка на брови, спрятал шишку. – Бегает «Толчок», чего надо-то?

– Дело есть, земляк! Слышь, моя «Нива», это самое, накрывается. Движок, мать его в дышло, кашляет, а я, слышь, отгул взял, яблоки собрался в Москву продавать. Выручай, Семеныч! Бензин мой, смотаемся в Москву, сдадим, это самое, фрукты, и литр с меня, а?

– Ты ж знаешь, я не пью. Язва...

– Извиняй, Семеныч! Забыл, вот те крест! Слышь, это самое, подмогни, а? Ну, не литр, так... Так ты мне ща подмогни, а после, когда, я тебе! Ага? Сосед? А?

– По хозяйству я сегодня, понимаешь...

– Погодь! Погодь отказываться, земляк! Войди в мое положение, а? Я отгул взял! Ты-то у нас казак вольный, а я-то каждый день до райцентра и обратно на работу!

– Как же ты завтра на работу поедешь, если «Нива» накрывается? Давай лучше помогу машину чинить.

– Ну! А я про что? Подмогни! Яблоки сдадим и тама, в городе, по дороге от рынка в техцентр заскочим, а? Я-то, это самое, чего в механизме кашляет, знаю, а тама, в техцентре, наш бывший, деревенский, автослесарем пашет. Он, это самое, подмогнет задешево запчастей взять. Ну? Делов-то – яблоки азербайджанам скинуть на рынке и в техцентр заскочить! А? Выручай, сосед, а? Бензин мой, ну?

– Черт с тобой, но...

Никаких «но» обрадованный Мирон выслушивать не пожелал. Заорал, взывая к супруге, теще и детишкам, ко всей семейке одновременно:

– Э-э! Нюрка! Бабка! Вась, Оль! Эй, сюда ходите! Подмогнете яблоки в «толчок» грузить! Нас с землячком время поджимает, ехать давно пора! Цигель-цигель, ай-лю-лю!

Мирон торопил меня, суетился, но я все же позавтракал обстоятельно, ибо путь предстоял не близкий, и переоделся, поскольку негоже уважающему себя крестьянину появляться в столицах, пугая граждан кирзачами да ватником.

Обильный завтрак ворчливо булькал в желудке, под козырьком сменившей кепку бейсболки чесалась созревшая шишка. Слегка жали в пятках китайские кроссовки, теснили поясницу новенькие вьетнамские джинсы. Белоснежная футболка все норовила собраться складками на груди, от пиджака крепко воняло нафталином. Однако все вышеперечисленные телесные неудобства – пустяк в сравнении с дискомфортом, вызванным необходимостью слушать говорливого Мирона. Мы ехали на предельно возможной скорости для нагруженного мешками с яблоками «толчка», Мирон болтал без умолку, и я вникал в объяснения, почему сосед до сих пор не переезжает из деревни в райцентр, где работает; почему купленные по случаю в райцентре яблоки выгодней перепродать в далекой Москве, а не в ближней Твери; какие, конкретно, запчасти необходимы для «Нивы», а без каких Мирон обойдется, и так далее и тому подобное. Я тихо сатанел, механически поддакивал и думал о предстоящей встрече с Москвой.

Став Николаем Кузьминым, я впервые еду в Москву, но для затаившегося в дебрях подсознания Семена Ступина Москва, ежели и не мать, то любящая и добрая мачеха. Москва Ступина многому научила, когда он был юношей-студентом, и не дала сдохнуть, когда он бомжевал. Сотни улиц, улочек, переулков и площадей будят тысячи воспоминаний, будоражат душу, вызывая острые приступы старческой болезни ностальгии.